Ещё одна рука. Семьи этих мальчишек не похожи на мою. Совсем. Меня окружали любовью и сопереживанием, они же росли в хаосе и злости.
— Ничего себе, — говорю я. — Больше, чем я думал. — Я не знаю, чего именно хочет от меня Фил, поэтому просто задаю вопрос: — А ваши друзья знали о ситуации, в которой вы находились? Или вы старались отгородить их от своих семей?
Один из мальчишек шумно выдыхает.
— Я бы не позволил своим друзьям приблизиться к моему дому и на пушечный выстрел.
— И ты ходил в гости к ним? — спрашиваю я.
— Не ко всем. У многих были такие же семьи, как у меня, поэтому чаще всего мы зависали в парке.
— Но у тебя есть друзья из нормальных семей? — спрашиваю я.
Тик-Так морщится.
— Ссоры, драки — вот что нормально, — говорит он. — Если я приду в дом, где никто не ссорится, где никого не бьют, я в страхе убегу оттуда.
Пацаны смеются над его словами, но то, что он избегает встречаться со мной взглядом, говорит о том, что в них есть доля правды. Проблема в том, что они сами считают «нормальным».
— Многие из вас хотели, когда вырастите, жить по-другому?
Четверо поднимают руки.
— А как насчёт ваших будущих детей? — спрашиваю я. — Вы хотели бы лучшей жизни для своих детей?
Поднимается ещё четыре руки.
— Значит, вы думаете, что ваши дети заслуживают лучшего? — спрашивает Фил и оглядывает группу. — А что вы можете сделать, чтобы так оно и было?
— Не обрюхатить какую-нибудь сучку, чтобы потом не пришлось на ней жениться, — заявляет один.
— И таким словом ты называешь женщин? — спрашиваю я и пристально смотрю на него. Не следует. Но он должен знать, что так нельзя.
Парень пожимает плечами.
— Они и есть сучки.
— Твоя мама сучка?
Он снова пожимает плечами, но старается избегать моего взгляда.
— И твоя дочь тоже будет сучкой?
Сейчас парень садится на стуле ровно. Собирается защищаться, думаю. Я поднимаю руку, чтобы он молчал.
— Каждая женщина — это чья-то дочь. И кто-то её любит. А вы обесцениваете её и любую другую женщину, называя их сучками и шлюхами. — Я вырос на районе. Я мог бы назвать им и другие словечки, погрубее, о существовании которых они, вероятно, и понятия не имеют. Но парни и так понимают, что я хочу донести до них. — Каждая девушка, с которой вы встречаетесь, — это чья-то дочь. Вспоминайте об этом каждый раз, когда захотите обидеть её.
Тот же самый мальчишка качает головой.
— Но некоторые с… — Он умолкает и исправляется: — Некоторые женщины не хотят, чтобы с ними обращались, как с чьими-то дочерями. Если их отцы вели себя по-скотски, они не знают ничего лучше.
Я киваю.
— Когда девушка вырастает, она принимает ту любовь, которую, по собственному мнению, заслуживает. Думаете, это честно? Этого бы вы хотели для своих дочерей?