Данте все еще смотрел на меня.
— Что?
— А ты пойдешь?
— Куда?
— К психологу, идиот.
— Нет.
— Нет?
Я посмотрел на свои ноги.
Я чувствовал, что он снова хочет сказать «мне жаль». Но он этого не сделал.
— Это помогает, — сказал он. — Походы к психологу. Все было не так плохо. Это действительно помогло.
— Ты пойдешь туда снова?
— Возможно.
Я кивнул.
— Разговоры не помогают всем.
— Откуда тебе знать, — улыбнулся Данте.
Я улыбнулся в ответ.
— Да. Откуда мне знать.
ВОСЕМЬ
Я не знаю, как это произошло, но одним утром пришел Данте и решил, что хочет искупать меня.
— Ты не против? — спросил он.
— Ну, это вроде как работа моей мамы, — ответил я.
— Она не против.
— Ты спрашивал ее?
— Да.
— О, — сказал я. — Черт, это действительно ее работа.
— А твой папа? Он никогда не купал тебя?
— Нет.
— И не брил?
— Нет. Я не хотел, чтобы он делал это.
— Почему?
— Просто не хотел.
Он притих.
— Я не сделаю тебе больно.
Ты уже сделал мне больно. Вот, что я хотел сказать. Эти слова пришли мне в голову. Этими словами я хотел дать ему пощечину. Эти слова были жестокими. Я был жестоким.
— Пожалуйста, — сказал он.
Место того, чтобы послать его к черту, я сказал, что не против.
Я научился не обращать внимания на то, что мама купала и брила меня. Я просто закрывал глаза и думал о персонажах из книги, которую я читал. Каким-то образом это помогало.
Я закрыл глаза.
Я почувствовал руки Данте не свои плечах. Теплую воду, мыло и мочалку.
Руки Данте были больше, чем у моей мамы. И мягче. Он все делал медленно, методично и осторожно. Из-за этого я чувствовал себя хрупким, как фарфор.
Я ни разу не открыл глаз.
Мы не проронили ни одного слова.
Я чувствовал его руки на своей обнаженной груди.
Я позволил ему побрить себя.
Когда он закончил, я открыл глаза. По его лицу катились слезы. Я должен был ожидать этого. Я хотел накричать на него. Я хотел сказать ему, что это я должен плакать.
Но Данте выглядел как ангел. А все, что я хотел, это ударит его кулаком в челюсть. Я не мог вытерпеть своей собственной злобы.
ДЕВЯТЬ
Через три недели и четыре дня после несчастного случая, я пошел к врачу, чтобы он поменял мне гипсы и сделал рентген. Папа взял отгул на работе. По дороге к доктору он был чересчур разговорчив, что было на него не похоже.
— Тридцатое августа, — сказал он.
Ладно, это был день моего рождения.
— Я подумал, что тебе понравится машина.
Машина. Черт.
— Ага, — сказал я. — Только я не умею водить машину.
— Ты можешь научится.
— Ты же не хотел, чтобы я когда-либо водил машину.
— Я никогда не говорил этого. Это сказала твоя мама.
С заднего сиденья я не мог видеть лицо мамы. И я не мог наклониться.