— Ты же ненавидел все это, все, что связанно со скаутами.
— Папа заставлял меня ходить.
— Ты готов вернуться в школу?
Я поднял костыли.
— Да, мне придется носить шорты каждый день.
Она сделала мне чашку кофе и провела рукой по моим волосам.
— Хочешь подстричься?
— Нет. Мне так нравится.
— Мне тоже, — улыбнулась она.
Когда мы с мамой пили кофе, то почти не разговаривали. В основном, я смотрел как она листает свою папку. Утром на кухне всегда было светло. И в этом свете она выглядела очень молодо. Она была красивой. Она была красивой. Я завидовал ей. Она всегда знала, кто она.
Я хотел спросить ее, когда я пойму, кем я являюсь. Но я промолчал.
Я и мои костыли пошли в мою комнату, и я взял свой дневник. Я почти ничего не писал в нем. Думаю, я боялся, что вся моя злость выльется на его страницы. И я просто не хотел смотреть на это. Это был особый вид боли. Боль, которую я не мог вытерпеть. Я старался не думать и просто начал писать:
— Школа начинается через пять дней. Младший класс. Думаю, мне придется ходить в школу на костылях. И все будут замечать меня. Черт.
— Я представляю, как еду по пустынной дороге в своем пикапе, и никого нет рядом. Я слушаю Лос Лобос. Я представляю, как лежу в прицепе пикапа, смотря на звезды. Никаких городских огней.
— Физическая терапия скоро начнется. Доктор сказал, что плаванье пойдет мне на пользу. Но оно напоминает мне о Данте. Черт.
— Когда я достаточно выздоровею, я начну качаться. У папы в подвале есть его старые гантели.
— Данте уезжает через неделю. Я рад. Мне нужен перерыв. Я устал от его ежедневных приходов. Он приходит только из жалости. Я не знаю, сможем ли мы снова стать друзьями.
— Я хочу собаку. Я хочу выгуливать ее каждый день.
— Гулять каждый день! Мне нравится эта мысль.
— Я не знаю, кто я.
— Что я действительно хочу на день рождения: чтобы кто-то рассказал о моем брате. Я хочу увидеть его фотографию на одной из стен в доме.
— Я надеялся, что этим летом я пойму, что я жив. Мама и папа сказали, что предо мной открыт весь мир.
Но на самом деле это не так.
Этим вечером снова пришел Данте. Мы сели на ступеньках крыльца.
Он потянул руку, ту самую, которую сломал в результате несчастного случая.
— Так-то лучше, — сказал он.
Мы оба улыбнулись.
— Когда что-то ломается, это можно починить, — он снова потянул руку. — Она как новенькая.
— Может и не такая как новенькая, — сказал я. — Но она тоже нечего.
Шрамы на его лице тоже зажили. В вечернем свете, он снова был идеален.
— Сегодня я ходил плавать, — сказал он.
— И как?
— Я люблю плавать.
— Я знаю, — ответил я.