Счастье — это плавание. «Наплыв Щербацких». Левин и Кити наслаждаются «тихим счастьем вне течений в своем тихом затоне». Но счастье бывает разное. Рыбы и Левин, и Облонский, однако: «Трудно найти двух свояков, менее похожих друг на друга … Один подвижной, живущий только в обществе, как рыба в воде; другой, наш Костя, живой, быстрый, чуткий на всё, но, как только в обществе, так или замрет или бьется бестолково, как рыба на земле».
Сам Левин о себе, однако, думает не как о рыбе, а как о человеке, сидящем в лодке. «На каждом шагу он испытывал то, что испытывал бы человек, любовавшийся плавным, счастливым ходом лодочки по озеру, после того как он бы сам сел в эту лодочку. Он видел, что мало того, чтобы сидеть ровно, не качаясь, — надо еще соображаться, ни на минуту не забывая, куда плыть, что под ногами вода, и надо грести, и что непривычным рукам больно, что только смотреть на это легко, а что делать это, хотя и очень радостно, но очень трудно».
История Анны — это вереница маринистских картин. На первой картине она на корабле:
«Присутствие этого ребенка вызывало во Вронском и в Анне чувство, подобное чувству мореплавателя, видящего по компасу, что направление, по которому он быстро движется, далеко расходится с надлежащим, но что остановить движение не в его силах, что каждая минута удаляет его больше и больше от должного направления и что признаться себе в отступлении — все равно, что признаться в погибели».
На второй она — как и муж — уже тонет в пучине. Самое страшное и иррациональное — отношения Анны с мужем — передаётся через образ двух тонущих людей:
«Воспоминание о зле, причиненном мужу, возбуждало в ней чувство, похожее на отвращение и подобное тому, какое испытывал бы тонувший человек, оторвавший от себя вцепившегося в него человека. Человек этот утонул. Разумеется, это было дурно, но это было единственное спасенье, и лучше не вспоминать об этих страшных подробностях».
На третьей — идиллия. Во время медового месяца в Италии Вронский и Анна узнают себя в картине, где двое — на берегу:
«Два мальчика в тени ракиты ловили удочками рыбу. Один, старший, только что закинул удочку и старательно выводил поплавок из-за куста, весь поглощенный этим делом; другой, помоложе, лежал на траве, облокотив спутанную белокурую голову на руки, и смотрел задумчивыми голубыми глазами на воду. О чем он думал?»
Но затем — расхождение, растекание в противоположных направлениях. Вронский наливает «воду из ледяного графина в тонкий стакан на ножке». Анна: «Чувство, подобное тому, которое она испытывала, когда купаясь готовилась войти в воду, охватило ее, и она перекрестилась».