И это признание также показалось ящеру странным и настораживающим. Мол, не склонный к воспоминаниям о своих корнях или еще каким-либо сантиментам, вдруг впал в какую-то ностальгию? Трезза не верил…
И тут он увидел то, что боялся увидеть больше всего — тот самый взгляд на два парсека! Опустошенный, безжизненный, призрачный.
— А теперь я предпочел бы поехать в Вортан, — все так же отрешенно говорил забрак. — Мы бы посидели в моей любимой кантине…
— Ты же только внутривенно… — недоуменно проронил фаллиин.
Мол резко дернул головой, словно выйдя из оцепенения, в которое его погрузили мысли об Иридонии или о чем-то еще.
— Ну, это есть мне теперь нельзя, а пить пока еще можно, — пояснил он.
Трезза натянуто улыбнулся, по-прежнему скрывая свою печаль:
— Музыка там хорошая?
— Тяжелый изотоп… Хотя какая тебе разница — старый глухой ящер! — вновь пошутил иридониец, совершенно не меняясь в лице.
Он снял богатые министерские одежды и надел уже заношенную ситхскую накидку. Дарт Мол всю жизнь носил только строгое черное облачение и не мог привыкнуть к этой роскоши, хоть и был в ней уже почти год. Только жабока — символ власти у забракских политиков — была ему по душе.
Забрак и фаллиин покинули дворец и вновь уселись на спидеры. В дороге до Вортана Трезза все же распытал Мола о событиях на Набу. Но они приехали в Кантину 24 раньше, чем ситх смог объяснить, как с ним случилось то, что случилось.
Дарт Мол выбрал привычный для себя стол в тени, но недалеко от эстрады, где играла живая музыка. Юная официантка поторопилась обслужить его.
— Вам как обычно? — спросила она.
— Нет, — забрак указал на Треззу: — сегодня приехал друг.
— Друг издалека? — поинтересовалась девушка.
— С Фаллиена, сектор Долдур, — ответил ей ящер.
— И какие же вкусовые предпочтения у фаллиинцев?
— Я полагаю, что сходные с таковыми у забраков, — сказал Дарт Мол. — Ты не ошибешься, если принесешь ему офицерский обед. И мы, пожалуй, начнем с эля, а потом уже «как обычно».
Официантка приняла заказ и ушла. Пока было время, ситх решил закончить с тяжелым для него разговором, начатым в дороге:
— Так вот, я сам не знаю, что произошло. Сила… словно играла со мной. Отвернулась от меня…
Его бывший наставник пожал плечами и горестно сдвинул брови:
— Я не знаю, что тебе сказать. Не так много я понимаю в Силе.
Мол, опустив глаза, тягостно вздохнул:
— Ты просил меня не говорить ничего. Но я все-таки скажу. Я предчувствовал, что ты будешь мне полезен. Сможешь дать пару советов.
Трезза не ожидал это услышать. Он считал этого забрака неспособным переступить через свою гордыню и попросить совета и был уверен, что эта черта его характера уж точно никогда не изменится.