«…сначала немцы стреляли в собак, коров и свиней. Потом загнали всех людей в хаты, облили чем-то и подожгли. Люди кричали и плакали, а кто выскакивал из хаты, всех убивали Было очень страшно…»
…Когда немцы уехали, Маруся ещё долго сидела за кустом. К вечеру ей стало холодно и она пошла к тому месту, где была хата бабушки Христины. Остатки хаты и клуни ещё догорали и возле огня было тепло. От хаты осталась печка. В печке в горшке она нашла картошку…
Андрей Петрович уже третий день лежал в маленькой палате. Фруктовый сад за окном был доступен всем больным, что он понял по доносившимся из сада голосам. Он уже понемногу вставал и даже делал небольшие прогулки по коридору. Его занимали две мысли — кто такой этот худощавый пожилой врач, который его осматривал утром следующего дня и впечатления от поездки через пол страны к югу от столицы.
Кормили в этой больничке сносно. Просто и сытно. Конечно не давали в ней тех разносолов, какие предлагали больным лучшие клиники 4-го управления минздрава в столицах и областных центрах, обслуживающих номенклатурные списки. Заветной мечтой каждого высокопоставленного чиновника в партии ли, госаппарате, в армии и комсомоле, промышленности или науке было попасть в номенклатуру. Перечень привилегий был строжайшей гостайной. Высшей привилегией считалось право выезда за границу. Борьба за право попасть в этот слой привилегированной элиты велась жестокая между разными кланами уже на уровне райкомов, управлений, исполкомов и командований. Нужны были недюженный ум и сноровка, послужной список, отвечающий соответствующим требованиям, влиятельный «толкач» и, конечно, положительные «анализы», как называли в его кругу биографические данные. Непоследнюю роль в этих данных играла запись в пятой графе. Расчитывать на карьеру в сфере идеологии, высшей администрации или командования лицам, принадлежащим к некоренной национальности или, не дай Бог репрессированным в прошлом, не приходилось. Исключение составляли некоторые приоритетные области науки и техники, от которых зависело качество вооружений. Там можно было встретить и евреев, и немцев и даже крымских татар. Правда чаще эти ограничения были чисто формальными. Кто при удобном случае вписали себе в пятую графу принадлежность к коренной национальности, чувствовали себя вполне нормально, ибо воспитанные в русской культуре, были чаще более русскими, нежели те, кто гордился своей биологической чистокровностью. Андрей Петрович был доволен собой. Ещё в армии он записался русским. Он считал, что хотя украинец и коренная национальность, но лучше в этой стране быть русским. В 44-м, когда война продвинулась к границам, он с удовлетворением оценил свою проницательность. На территории Западной Украины Красная Армия ощутила у себя в тылу явно антисоветские действия вооруженных отрядов украинских националистов-бендеровцев, что вызвало неудовольствие высшего руководства и лично товарища Сталина, который непрочь был провести на украинцах ту же «операцию», что на поволжских немцах, чеченцах с ингушами, крымскими татарами и калмыками — выселить в Сибирь. Помешала чрезмерная многочисленность этого славянского народа. Благодаря быстрой помощи Англии и Америки, которую сумели организовать ещё в июле-августе 41-го влиятельные еврейские круги в США, у Сталина возникли опасения в усилении влияния этого народа внутри Страны Советов. Его мнительность и злопамятность постоянно напоминали о злейших врагах-соперниках — Троцком, Каменеве, Зиновьеве, многих других высших партийных функционерах евреях, в кругу которых он долго чувствовал себя подмастерьем, в душе завидуя их эрудиции и решительности. Теперь он их опрокинул и уничтожил. Неприязнь же к этому народу не только сохранилась, но и усилилась, что и было отслежено и учтено в тайных директивах его идеологическими помощниками тогда же, в 44-м.