Ну вот, моё присутствие выводит её из равновесия даже сейчас.
Я потянулась к хроникам, но она лишь сильнее прижала книгу к груди.
— Я хочу почитать тебе, бабуля.
На миг замерев в нерешительности, бабушка наконец разжала руки.
Я положила тяжёлую книгу себе на колени и открыла титульный лист, взметнув в воздух знакомый запах ветхости. Кажется, с тех пор как я листала и иллюстрировала эти страницы, прошли века.
Я начала с вступления:
— Далее следуют истинные и подлинные хроники Нашей Леди Шипов, Императрицы всех Арканов, изыбранной олицетворять Деметру и Афродиту, облекать жизнь, её круговорот и таинства любви…
Чтение подействовало на бабушку успокаивающе. Она закрыла глаза и полностью погрузилась в нескончаемые рассказы об убийствах и предательствах.
Когда дело дошло до «самых славных побед» Императрицы, её губы едва заметно изогнулись, а руки сжались в кулаки.
Я читала несколько часов подряд, пока её грудь не перестала вздыматься. Бабушка отошла в мир иной.
Что-то побудило меня перелистнуть книгу на последнюю страницу. Оказалось, что бабушка добавила несколько новых записей.
Первая:
«Хитрая Императрица обворожила Смерть. Теперь, кроме неё, он не видит никого и ничего. Он даже помог ей воссоединиться со своей Тарасовой, приближая собственную гибель».
Следующая запись:
«Они сводят меня в могилу, но Императрица закрывает на это глаза. Хотя я чётко вижу, что её обманывают. Она не сделает того, что необходимо, поэтому дело за мной.
Им нельзя быть вместе. Она понятия не имеет, что Жизнь и Смерть…»
О чём это она? Что такое «необходимое» она сделала? Последние строчки получились совсем неразборчивые. С ухудшением психического состояния испортился и почерк.
«Эви, я оставила подсказки. Всё не так, как кажется. Полуночные змеи душат корни. Посланец. Ко…»
Последнее слово она не дописала.
И что это? Предсмертный бред? Или зашифрованное предостережение? В растерянных чувствах я закрыла книгу и вложила ей в руки.
Вошёл Арик и, окинув меня встревоженным взглядом, сжал в крепких объятиях.
А бабушка хотела, чтобы я этого человека убила.
Он прижался губами к моему лбу.
— Пойдём.
И повёл меня в свой кабинет. В этот раз он налил водки в две рюмки, и мы оба выпили залпом. Я поморщилась. Он налил ещё. Снова до дна. Потом он подвёл меня к дивану и усадил себе на колени, прислонив головой к тёплой груди.
— Поговори со мной.
Я сразу перешла к волнующему вопросу:
— В конце хроник бабушка написала странные вещи. Как думаешь, могла она навредить кому-нибудь из вас?
— Это маловероятно, — уверил он меня.
— Я чувствую себя виноватой… потому что не достаточно по ней скорблю. Неужели я больше не способна горевать?