Неоконченный роман. Эльза (Арагон) - страница 87

На первую страницу
А если б вызвал я, представь себе, а вдруг —
Из тьмы моих безумств, из глубины лесов,
Из глубины груди, из глубины тревог,
Из темноты нутра, из дикой чащи рук
Суть дней моих, все, что забыть готов.
Когда бы вызвал я в мучительном рывке
Железных мускулов воспоминаний ад,
Что душит тайнами, покоя не дает,
Как мята смутная, измятая в руке,
Тот аромат, что рад прийти ко мне назад,
Оркестр, что взмыть готов из тьмы моих болот.
Когда б я вызвал все, что дремлет в глубине:
Доступность вечеров — как дверь, их распахни! —
Ту ночь, которая распутана, как нить,
И женщин тех цвета, и дождь в окне —
Без наслаждения почти мертвы они,
Те бабочки, мне их не жаль было пронзить.
Когда б я вызвал вновь тех ласковых сестер,
Что сетуют порой, что я бывал и груб,
И спящие слова из пепла воскресил,
И тот всегда во мне пылающий костер,
Всегда готовый впиться в жертву зуб,
И дикие мечты — крик, полный высших сил.
Людским страстям когда б я поддался,
И, плоть отдав во власть владычицам на час.
Как мысль, по воле волн пустился б дрейфовать,
И, как корабль без мачт, моря исколеся,
Пришел бы небом к вам, стал ярмаркой для вне.
Стал вытоптанной пашнею опять.
Когда б возлюбленных, созвав за тенью тень,
Заставил я стонать от страсти и тоски,
Что ты сказала бы тогда, моя любовь?
А я ведь не роптал, когда ты целый день
Любовных писем гладила листки,
Как будто ласки пересчитывала внове.
* * *
Что я могу? Мужчины эти были
В твоей судьбе. Та самая рука,
Которая гнала бы их, как мух,
Тем более меня б не пощадила.
Я обещал. Пусть все, что прежде было.
Таблеткою во рту моем лежит
И постепенно очень тихо тает.
Я обещал. О прошлом речи нет.
Но разве, умолчав о том, что гложет нас во сне,
Уничтожаешь сон? Ты слышишь, хищный клюв
Чудовища мое терзает сердце.
И разве, умолчав о людях снов твоих,
Из жизни и судьбы твоей гоню я их,
Терзающих мне сердце чужестранцев?
А я прогнал все то, что было до тебя,
Я предал небо то, весну, и боль, и радость,
Тех женщин, ветер, головокруженье.
Я для тебя достиг вершины вероломства,
Я прошлое отмыл, как дерево стола
Жавелевой водой. Садись за стол и ешь.
Тут нет следа вина или бокала.
Я выскоблен забвением, гляди,
Изборожден и выщерблен забвеньем.
Я больше ничего не знаю о себе,
Мой ад — твой ад, и все мои приметы —
Лишь те рубцы, что нанесли тебе.
Нож врезался глубоко. Я отмечен
Тем, чем страдала ты. Мое начало —
Та боль, что ощущала только ты,
И все, что помню я, кровоточит тобой.
Размята память на твоих коленях.
Все оставляет в ней свой след и шрам —
И каждый камешек в твоем ботинке,
И сломленное бедное плечо,
И твой свинцовый взгляд в орбите ночи
Следующая страница