В распятый вечер, двадцать лет назад,
И более, чем нож, твое кромсавший тело,
Твоей души коснувшийся кинжал,
Зло безнаказных слов досужих палачей —
Они и до сих пор творить его готовы,
А я не в силах отвести беду, —
Случайное письмо иль фразу на ходу
И это легкое убийство — телефон.
Любовь моя, я так не защищен.
Любовь моя — пустяк, и ты им пронзена,
Как детство слабое; во мне твоя проходит боль
Глубокой бороздой вдоль рук и нервов вдоль.
Словечко, взгляд косой — и я готов убить.
Смерть тем, кто заставлял тебя слезу пролить!
И жажда убивать врывается в меня,
Как буря, как тайфун, неистовством огня,
Всю кровь и все нутро собой заполоня.
Любовь моя, другие, до меня,
Любили ли они до ненависти? Нет!
Настолько, что зрачок не отвечал на свет.
Теряя ощущенье красок дня?
Ну ладно, ладно, я молчу навек.
За щеку спрятав гнев и боль свою,
Ожесточенным ртом я их жую,
И красно-белая во мне вскипает пена.
Таблетке надо дать растаять постепенно.
И проходил я по земле, и ощущал я под ногой
Безукоризненность ее, и доброту, и чистоту.
Она мягка, она легка, и с глиной несравнима,
И непохожа на песок, и спор ведет с водою,
Как поэтический язык, не ведая камней.
Моя нога не мяла трав, но шел за мною аромат
Земли, похожей на стихи без рифмы и размера,
Где каждая цезура таинственно струится дыханием цветов.
Рукой коснулся я земли, такой приятной для ходьбы,
Она меж пальцев потекла, как выдержанное вино,
Как милые заметы, что в памяти струятся,
Как песня, что не сходит с губ и тело легкостью полнит.
Весна, которой сразу не позабыть о снеге,
Как счастье, разделенное между часами дня,
Блеск жемчуга, который пьет из водоема голубь.
И сохранил я в плоти рук невыразимый аромат.
Я не приучен с детских лет знать запахи по именам.
Что это? Амбра? Триполи? Лантан? Японское кашу?
Что за тончайший фимиам и что за мускус, наконец,
Из папоротника, что сам давным-давно окаменел?
Скажи мне, как тебя зовут, благоуханная земля?
О палисандр огневой, о женский пепел, женский прах,
О пряность ветра, вкус ночной, оставшийся на языке,
Тяжелый, красный, сладкий вкус, скажи мне, как тебя зовут?
И отвечала мне земля на языке своем земном,
Движеньем губ своих земных ища моих влюбленных губ:
— Что, человек, не узнаешь? Я та же самая земля.
Ребенком ты на мне играл. Я та тяжелая, земля,
Тебя хранившая в войну. Я жду тебя, твоя земля.
Тебя я крепко обниму, когда заснешь последним сном.
Не драгоценная земля, обыкновенная земля…
Но между тем, но между тем однажды в юности моей —
Благодаря ее корням, прокладывающим пути,
И солнцу, что входило с ней, и тленью ярких лепестков,