Познала розу я, она проникла в глубину мою,
Переиначила меня… Неблагодарный, как же так?
Меня в ладони ты берешь, губами трогаешь меня,
Неблагодарный, как же так не узнаешь ты розу?
Ее, которая тебе другую землю создала.
Та, на которую мечта поставила свою ступню,
Оставив след босой ноги ее владыки, та земля,
Которую дожди веков напрасно силятся обмыть,
Смесь насекомых, трав, корней с влюбленным семенем дерев,
Земля, в которой есть всегда гниющей ящерицы дух,
Хранящая в своей пыли секрет распада плоти,
Земля кораллов и чуть-чуть гнилого винограда,
Земля, зовущая в ночи газельей стаи призрак,
Земля, которую трясет проклятый жар и жажда,
Навалы пестрых черепков, лиловых и зеленых,
Разбитый вдребезги кувшин и штукатурный мусор,
Пыль перемолотых костей, когтей и оперенья —
Тот прах, короче говоря, из возгласов и взрывов,
То жертвоприношенье фазанов и плодов.
Тот вкус могил разрытых,
Та солнечная ночь.
Земля, которая — я сам, короче говоря.
Земля целинная, земля изрытая, земля в бреду,
Несущая лишь сорняки, валежник, хворост, сухостой,
В которой спят глубоким сном надкрылья, корни, семена.
Земля, идущая ва-банк, где каждый молодой росток
Спешит раскрыться до поры, где замерзают черенки.
Земля, которая кисла, как рек глубинные пески,
Разведанная кое-как, нетерпеливая земля,
Что понесла до срока.
Земля, что отдается всем прохожим, бурям и ветрам.
Земля кровосмешения, смущения и смут,
Земля — гибрид снегов зимы и пламенного лета.
И вдруг в нее вонзают нож глубокой обработки,
Ворочают, исчерчивают, мучают — и вот
Вся эта новая земля, вся молодая новина
Лежит, готовая принять душистую культуру,
Как ноздри — аромат.
Земля, короче говоря, которой стал я сам,
Предназначаемый тебе. Ведь роза — это ты.
Ты — роза, о загадка роз в такое время года,
Когда еще подобна колдовству опять зазеленевшая порубка,
А дерево — всего лишь ствол прямой, всего лишь сделанный земле
привой,
Крест, противопоставленный могиле.
Кривая мандрагора зимой пускает корни,
Когда еще рука украдкой, под покровом
Поглаживает дремлющие ноги зимы
И корни, скрытые в земле, оцепенели.
Еще ничто, ничто не предвещает
Зеленый трепет сморщенного стебля,
Потягиванье нежное его,
Вертлявые подмышки первых листьев.
Весну росы и плоти.
Нет ничего еще от черной чешуи —
Решетки будущего, — никаких когтей,
Ни свечек, ни сверчков, ни грима, ни гримас,
Ни мертвых птиц.
Нет ничего еще от рудничного газа —
От заговора утренней прохлады,
Дыхания оттенков, из которых
Возникнет роза.