Это просто так, так, так.
Это не рифмуется никак.
Я не размышляю ни о чем, даже ни о сердце, что болтает на своем поспешном языке. Я не слышу нервов никаких, но они, натянутые туго, делают меня подобным скрипке для прямого взгляда темноты. Я всего лишь человечий груз, грусть и горе не беря в расчет, — в сторону шарахаюсь от стен собственной тяжелой головы, — я боюсь наткнуться невзначай, разбудить в себе и осознать эту муку, скрытую глубоко. Следует стараться избегать этих стен, стараться проходить через ночь, как лоцман искушенный через мертвое пространство моря. Нужно дать нести себя, пловец, поспеши довериться, пловец, чтоб не стать игрушкою прибоя. Чтоб легко держаться на волнах…
Это просто так, так, так.
Это не рифмуется никак.
Я не размышляю ни о чем, только опираюсь о тебя, понимая в этот миг тебя лишь как тело рядом, в темноте. Прислоняюсь я к твоей спине и склоняюсь на твое плечо — ученик над партою своей, где его сокровища лежат, неспособный в этот смутный час ну хотя бы перечислить их. А щека его еще свежа, и она мечтает, но о чем — он и сам не знает, как и я, как и я, который только вздох, только растревоженная плоть, зверь дневной, который заплутал, со свету попав в пещерный мрак, не подозревая, что таит зримое отсутствие вещей, эта черная, как парта, ночь и слепой запас оглохших снов…
Это просто так, так, так.
Это не рифмуется никак.
Я не размышляю ни о чем, и не обитает ничего в этом странном облике моем, — ничего, ни страх, ни неуют, нетерпенье, время… ничего… Я не вслушиваюсь в странный треск. Мебель или, может быть, паркет?. Может быть, снаружи, наверху в этот час случайный пешеход, иль во мне артерии рывок, или просто слуховой обман, звон в ушах — ненужный телефон, установленный внутри меня, — я не связан по нему ни с кем или с целым миром связан я, только в этом миро больше нет телефонной книги никакой, и на диске нет ни цифр, ни букв, ничего немыслимо набрать. Древние архивы… Вавилон…
Это просто так, так, так.
Это не рифмуется никак.
Я не размышляю ни о чем, кроме рифмы, кроме бедных слов, для которых рифмы не найти. Я всегда дивился их судьбе — мрачная судьба непарных слов, грузных слов, растерянных, ночных, слов без эха, без ответа, без отраженья, — бедные слова! — смысла лишены, на них никто пальцем не укажет никогда, бесполезны для стихов, для губ, озадачивающие слова, как ладонь, что никогда вовек не пожмет другую, словно взгляд, что вовек не встретится с другим, словно поцелуи на ветру, будто бы рассеянные сны, словно бы рыдания без слез, трещины и щели в языке, о вулканы, чей огонь угас…