Такая легкая! — я боюсь: унесет тебя ветром вдруг.
Обнимаю крепче, тебя — боюсь, что душа улетит из рук.
Ни объятий моих, ни души моей не покинула ты, любя.
И, как перстень, сомкнулись руки мои, любимая, вкруг тебя.
Ты так легка, ты так легка в своем ребяческом сне,
Открытая всем опасностям, доверившаяся мне.
О легкое дуновение, сердце без сердцебиения!
Я гляжу на тебя! Я храню тебя, всей жизни моей восхищение!
Обычная линия на потолке становится все видней.
Заря приложила палец к губам перед музыкой голубей,
Бледна, как смутные простыни, на которых раскинуться нам,
Голубиное воркование рассекающая пополам.
Снаружи врывается в комнату человеческих дел возня.
Отчетливо хлопает ставень. Наступает владычество дня.
Шаги по асфальту. Звериный хрип улицы, колеса.
Полощут урны для мусора… Доносятся голоса…
Все длится, глохнет и гаснет… Кто-то кашляет… Чей-то смех…
Для нас происходит в мире то же самое, что для всех.
Несчастье — оно, как подать, между всеми разделено.
Но наше счастье — наше вино — не всем испить суждено.
Счастье… Его повадки никак я освоить не смог.
Я дрожу за него каждый день в тот час, когда утро берет исток.
День без тебя — даже вспомнить нельзя, как начинался он.
Он просто предшествовал дню с тобой, как мысли предшествует сон.
А раз уже стал он вчерашним днем, что толковать о нем,
Все глубже и глубже входит любовь, словно удар ножом.
И что, наконец, такое любовь одного лишь первого дня,
Если глаза твои с каждым днем все огромнее для меня?
Богатства свои до скончания дней сжимает в руках скупец,
Не, представляя себе ни на миг, что возможен другой конец.
Судьба моя, вижу твое лицо отчетливо, как и тот.
О мое золото, ты со мной! Последнее утро встает.
Счастлив тот, кто забудется, совершив все, что порок велит.
Я смерть свою сделаю образцом — я скупость взведу в зенит,
И, зачарованный жизнью, вступлю в свой последний мрак,
И пусть не толкует потом никто: мол, сам он не ведал как…
Мол, сам он не ведал, как уходил… В стеклянном дому я жил,
С глазами, открытыми широко… И я умру, как любил.
Нет, не вчера я увидел ее, идущую издалека…
Даст мужество пальцам последним моим живая твоя рука,
Я тот, кто взошел из последних сил на последний свой перевал,
На коленях сделал последний шаг и рухнул в последний пропал.
И если он даже не для божества поступок этот свершил,
Он все же сердца не пожалел, но дошел до своих вершин.
Итак, для тебя, для тебя одной — гляди, это в первый раз —
Глаза закрою при свете твоем и встречу последний час.