— И это все?!
— Ну а что? Нужно прежде взвесить ситуацию. Если взломщики — обычная шпана, то любой шум и сигнальные маяки их тут же спугнут. Но если перед вами окажутся люди серьезные, пришедшие с конкретной целью, то таких лучше не провоцировать, это опасно.
— Скажите тогда, как же мне быть? — Рассуждения майора совершенно лишили меня бодрости.
— Я скажу вам просто, батюшка: когда вдруг чего зазвенит, замигает, посмотрите, осторожно, конечно, не случилось ли где обычное замыкание. Возможно, иной раз проводку перемкнет или произойдет скачок напряжения. Проверили проводку — все в порядке. Тогда затаитесь, а там — как Бог даст, утром увидите...
Майор отбыл восвояси, наказав держаться молодцом, а я остался и, поскольку уже смеркалось, хорошенько закрыл двери на все запоры и крючки.
Постепенно, если к тому вынуждают обстоятельства, человек свыкается и с холодом, и с лишениями, и с хронической боязнью. Первые недели всякий раз с наступлением сумерек меня пробирало отвратительное малодушие и начинал теснить безотчетный страх. Все мне мерещилось, что кто-то недобрый незримо следит из темноты за домом. Воображение услужливо дорисовывало зловещие притаившиеся фигуры за деревьями, густыми кустами и оградами могил. Что там, с другой стороны церкви, не освещенной фонарем? И думать не хотелось об этом, а все равно думалось.
Чтобы как-то побороть страхи, я взял обыкновение с приходом вечера обходить с собачкой свои владения, совершая променад вокруг служебных построек, выходя на высокий обрыв, прогуливаясь между памятников и крестов по тихому, заснеженному некрополю. После прогулок обступавшая теснота как-то рассеивалась, рассасывалась неизвестность и не была уже беспроглядной, угрожающей тьмою, а просто ночью с облаками, плывущими под луною, и звездами, мерцающими в их прорехах. Засыпая, я прислушивался к шороху мышей на чердаке, к робкому треску подмерзающей ветки и молился, чтобы мирно и безмятежно проспать до утра.
...Если в театре повешенное на стену ружье непременно должно выстрелить, то и в жизни случается, что установленная сигнализация рано или поздно срабатывает. В одну из ночей жуткий вой сирены сбросил меня с кровати. В темном помещении рядом с комнатой, где я спал, тревожным сполохом бился яркий сигнал, выхватывая в суматошном мелькании мебель, и оглушительно заливался колокол звонка. Выключив эту жуткую какофонию, я приник к окну, вглядываясь в церковные окна и явственно различая, как за стеклами зимнего придела пульсирует оранжевый свет. Тревога! Господи помилуй...