— Но вы не можете так уйти, — Рафаэль шагнул к нему и, опустившись на одно колено, поймал ладонь Кадана и поднес его пальцы к губам, — если уж вы потратили время на дорогу, мы не можем отпустить вас просто так. Вы должны позавтракать с нами… а затем обязательно спеть для нас.
Кадан поднял глаза в отчаяньи и тут же натолкнулся взглядом на фигуру Луи, застывшую в дверях.
В глазах Кадана стояла мольба, но Луи лишь развел руками и ничего не сказал.
Петь Кадан не стал. Кое-как отболтавшись от Рафаэля, он поспешил покинуть дом — прежде, чем его заметит кто-то еще.
Луи, само собой, последовал за ним.
Они пообедали в кафе у Хугельмана — сразу после того, как был заказан гуляш, к ним подсел один из друзей Луи по бильярдному столу и стал расспрашивать его о том, куда тот пропал.
Луи не мог сдержать улыбки и старался отвечать обтекаемо, рука его сама тянулась к запястью Кадана. Когда же навязчивый приятель наконец оставил их вдвоем, Луи тут же наклонился к Кадану и, почти касаясь губами его уха, шепнул:
— Я люблю тебя.
Легкая улыбка окрасила лицо Кадана, и он потерся о щеку Луи виском.
— Я тоже тебя люблю, — Кадан запечатлел на скуле Луи легкий поцелуй и, как будто бы ничего не произошло, уткнулся носом в еду.
Закончив обедать, они еще немного прошлись по набережной. Все теперь обретало новый цвет, даже солнце, катившееся по осеннему небу, казалось, светит ярче, чем всегда.
— Мог ли я подумать, — спрашивал Кадан, прислоняясь к парапету и оборачиваясь к Луи лицом, — мог ли я подумать, когда впервые увидел тебя, что мы с тобой когда-нибудь будем гулять вот так среди фонтанов и куполов… ты так напугал меня тогда, у Сигрун в избе.
Луи шагнул к нему и молча прильнул поцелуем к его губам.
— Я никогда бы не причинил тебе зла.
— Правда, — Кадан едва заметно улыбнулся, прогибаясь так, чтобы прижаться к нему животом, но все же иметь возможность говорить, — даже не думал никогда?
— Думал, — Луи повел головой, признавая, что покривил душой, — когда в первый раз назначил тебе свидание на реке. Я думал, что сделаю тебя своим… что не смогу больше ждать. А потом ты пришел и обнял меня. И я понял, что не смогу.
— И все? Только тогда? А в конюшне нашего дорогого месье де Ла-Клермона?
Луи задумался.
— Может быть, — признал он, — ты был такой… высокомерный. Я думал, что так мне удастся выбить из тебя всю дурь.
— Мне было больно, — мрачно сказал Кадан, но одновременно прижался к его плечу виском, — от тех твоих слов.
— Это была просто злость.
— Ты так не считал?
— Какая разница, что я считал? Я все равно любил тебя, Кадан. Как бы ни был зол.