— Ну а потом он с Сергеем ввалился в мою квартиру, — она улыбнулась обескровленными губами. — Это был какой-то воскресший кошмар. И начались все эти встречи, ужины, разговоры, взгляды. Он был то обаятелен, то бесконечно отстранен. А я проваливалась все глубже и глубже. Falling in love, как девчонка. Потом поездка к родителям, потом ночевки друг у друга. Знаешь, я даже пекла ему бабушкин торт. И все время думала, что такое могло произойти в Японии, что у него появилась эта идея встреч с суррогатной гейшей. Он так ее, вернее, меня называл: суррогат.
— Ты была с ним как гейша уже после того, как вы начали встречаться по-настоящему? — спросила Катя.
— Была, один раз, — кивнула Лиза.
— Бедная моя, — Катя сжала ее ладонь. — Ты, наверное, с ума сходила от ревности, не понимая, к кому из вас он привязан больше. И я не понимаю, почему ты винишь только себя? — взорвалась она. — Корнилов встречался с тобой и ходил в какое-то странное место, почти в бордель! Ты не изменяла ему, ты была с одним и тем же мужчиной. А вот он, он же изменял тебе! — Катя нервно ходила по комнате.
— Катя, сядь, у меня голова кружится, — тихо сказал Лиза. Катя резко почти упала на диван. — Я же тебе еще не сказала, за все эти мероприятия, — Лиза неопределенно махнула рукой, — Денисенко, один из нынешних владельцев «Весны» передал мне 10 процентов акций компании, которой принадлежит магазин. Такова вот цена дискредитации Корнилова. — Лиза не стала вдаваться в детали взаимоотношений собственников «Весны» и тайных мотивов каждого из них, не стала говорить о своих наполеоновских планах сохранения «Весны». Почти все она уже сказала. — Ну а сегодня утром приехал Алексей, он узнал про эти акции. Смешно, правда, мою жизнь губят то варранты, то акции. Мне вообще нельзя притрагиваться к ценным бумагам. — Лиза хрипло рассмеялась. — А я открыла ему, держа в руках то самое кимоно, которое хотела вернуть в театр, навсегда прекратив эту историю. А историю прекратил он. Вот и все. — Лиза опустила голову на подушку и, перестав сдерживаться, зарыдала в голос.
— И он, конечно, не дал тебе объясниться? — тоном обвинителя спросила Катя. По собственному опыту она знала, мужчины слишком спешат делать выводы, принимая на веру то, что требует долгих объяснений.
— Дал, но что я могла ему сказать? Я не стала ничего отрицать и объяснять. Я играла в гейшу и лгала ему. Зачем говорить что-то еще? — сквозь всхлипы проговорила Лиза.
Никто не произносил ни слова, у Кати зазвонил телефон, она отключила его, понимая, что сейчас любой посторонний разговор будет лишним. Лиза плакала, теперь уже почти беззвучно, только вздрагивала иногда, и это было печальнее, чем громкие рыдания, в которых была хоть какая-то жизнь.