Напряжение разлито в воздухе, им наэлектризовано все вокруг, стоит только прикоснуться, и получаешь удар, не смертельный, но весьма чувствительный. Сегодня год как не стало Саюри. Она была совсем не ангелом его девочка, его маленькая фарфоровая принцесса, хотя ему хотелось, чтобы она стала совсем другой — такой же, как ее мать, робкой и покорной, далекой от всех этих слов о самостоятельности и большого мужского мира. Саюри же мечтала о другом, трепетная на вид, она имела железный стержень внутри, стержень, который бы больше подошел мальчику, сыну, но сына у Сюнкити не было никогда, а теперь не стало и дочери.
Девочка хотела получить все краски мира, и она их получала, потом захотела Корнилова, и Сюнкити, скрепя сердце, пошел и на это. В конце концов, Корнилов был одним из лучших европейцев среди тех, кого он знал, — Алексей умел вести дела, держал слово и любил их страну, а еще он любил Саюри, настоящей взрослой любовью, а это стоило того, чтобы рискнуть.
Конечно, Сюнкити знал о ее интрижке с Кэтсуэ, все же девочка была больше его дочерью, чем своей верной и трепетной матери, он знал и о планах Саюри с помощью Корнилова освободиться от опеки семьи, но не придавал этому значения — Алексей был не тем человеком, которого сломала бы девчонка. А потом ее просто не стало — самая глупая и нелепая случайность из всех возможных, разбить голову о спинку кровати в первую брачную ночь — такого Сюнкити не слышал никогда и ни о ком. И все стало совсем не важным, все его мысли, планы, отношение к Корнилову, общие дела. Алексей теперь был тем человеком, который отнял у него дочь, да еще и в такой ситуации, о которой отцу не пристало и думать, не то, что знать. Нежная, теплая как солнечный луч девочка оказалась в холодной земле, потом ее мать. Вина Корнилова росла с каждой секундой, что он жил на этой земле, каждый его вдох увеличивал расстояние между Сюнкити и его мертвой дочерью.
Корнилов должен был за все заплатить, и он заплатит — жизнями самых близких и самых беззащитных. И пусть дважды попытки Ямагути-гуми оказались фальш-стартом, пусть, зато теперь вся семья Алексея и он сам живут в ожидании того, что может произойти и того, что обязательно произойдет.
Сюнкити отвлекся от своих мыслей, поднял глаза — на противоположном конце стола застыл напряженный Кэтсуэ. Парень любил Саюри и отдал бы за нее жизнь, не понимал, почему она так рвется в этот брак с мужчиной гораздо старше ее.
— И все же я не понимаю, почему мы ждем и не предпринимаем ничего в отношении этой Лизаветы. Ведь время идет, Корнилов развлекается с другими, и теперь непонятно, кто нам нужен, — Кэтсуэ нервно сглотнул и уставился в свою тарелку, ему было не по себе в этом доме, где с детских лет звучал звонкий смех Саюри.