Глава тринадцатая. Гвендолин
Я прогуливалась по долине близ замка и собирала цветы. Меня занесло на другую сторону от главного входа в замок, где прежде я не бывала. Чинно прохаживались дамы в шляпках – гостьи замка, обсуждая погоду и последние слухи Даневии, поодаль, в казармах, я видела солдат Ареса – живых солдат, – сражающихся на мечах.
Одна из полян привлекла меня искусственно выращенными цветами – срывать их было бессмысленно, они тут же превратились бы в пыль. Но полюбоваться на ковер из разноцветных цветов захотелось. В нескольких шагах от поляны начинался участок леса, где, как я успела заметить, тренировались еще слишком молодые для настоящей охоты дети графа Рэйста. Старшему было около десяти, младшему не исполнилось и девять. Животные в этой чаще были чистейшей иллюзией, и рассыпались, как только в них попадала чья-то стрела.
Прежде я наблюдала за играми братьев с окна спальни, и находила эту иллюзорную охоту весьма милосердной. Животные не страдают, а дети – развлекаются и оттачивают зоркость глаз и меткость. Вот и сейчас братья резвились в чаще с превосходными луками в руках.
Чуть понаблюдав за ними, я присела у поросшей цветами поляны. Наклонилась, с удивлением поняв, что даже пахнут они по-настоящему.
Мальчишеский вскрик заставил меня резко выпрямиться и обернуться.
– Ты что наделал? – зашипел старший брат. – Ты что наделал, идиот?!
– Я не заметил, думал, это одно из животных… Он обычно не заходит сюда…
– Быстро, идем отсюда!
Они побежали прочь, оставив меня в полнейшем недоумении. В тот же миг стала ясна причина испуга, написанного на лицах детей лорда Рэйста – стрела, вместо иллюзорного зверья угодившая… в уже знакомую мне мантикору. Не думала, что когда-нибудь встречу ее снова.
Я приблизилась – робко, осторожно, присела рядом, откинув шлейф платья назад. Существо издавало странные звуки, похожие на человеческий стон. Стрела – в отличие от животных она была самая настоящая – застряла прямо в мощной груди и наверняка причиняла мантикоре нешуточные страдания. Зверь не пытался улететь – крылья сложены на львином теле, скорпионий хвост безжизненно повис. Мантикора тяжело опустилась на землю, окропленную ее же собственной кровью и завалилась на бок. Раненая грудь ее взымалась, из пасти вырывалось хриплое, натужное дыхание.
Кажется, мантикора умирала…
Я понимала, что это всего лишь животное. Но я помнила ее забавное фырканье и изучающее выражение на морде при нашей первой встрече, видела ее взгляд, так похожий на человеческий. Взгляд, в котором было и страдание, и… надежда. Словно именно я была ее шансом на спасение.