– Какое-то у вас извращенное понимание доброты к своему ребенку, – говорю я.
– Уверен, что моя дочь со временем поймет и примет меня, – говорит Рудольф. – И, в отличие, от вас, не будет осуждать. Хотя у вас на это меньше всего прав. Вы по горло в чужой крови.
– Грешен, не отрицаю, – я начинаю злиться и это немного прогоняет наваждение, в которое меня пытается окунуть Вагнер. – Но все равно считаю кощунством то, что вы сделали с ее жизнью.
– В каждой ситуации – свои правила. И это тоже необходимо учитывать. Но ведь мы не будем пускаться в философские рассуждения, не так ли? У нас есть конкретная тема для беседы – вы отдаете мне мою дочь по-хорошему, – в голубых глазах Рудольфа появляется золотистое пламя. Оно едва заметное, но уверенное. Кажется, у него испортилось настроение.
– Елена доверила ее мне и я не могу нарушить ее последнюю волю, – продолжаю упорствовать я. Вагнер вздыхает. Поднимается на ноги, неспешно проходится по гостиной.
– Айлин будет несчастлива в мире людей, – говорит он. – Что вы сами чувствуете, находясь рядом с ней? Гнев? Ненависть? Желание ее уничтожить? А теперь умножьте это на десять и поймете, что проживают обычные смертные, находясь рядом с ней. И дело здесь даже не столько в самом заклятье, сколько в тех вибрациях, которые от нее исходят. Со временем они будут лишь повышаться. И однажды ее просто убьют, потому что находиться рядом с ней станет невыносимо. Вы этого хотите для нее?
– Я позабочусь, чтобы этого не случилось, – говорю я, представляя себе как по-идиотски это выглядит со стороны.
– Что ж, я предполагал, что наш разговор может зайти в тупик. Поэтому предлагаю вам сделку. Вы отдаете мне мою дочь, а я исцеляю вас от болезни. Каждая из сторон получает желаемое и мы мирно расходимся.
Слышится звон ключей, топот в прихожей. Через секунду в гостиную вбегает Айлин. Не раздеваясь и не глядя ни на кого, бегом поднимается по лестнице. Замечаю, что она хромает. Вслед за ней вбегает Америго. Он собирается идти за ней, но она, стоя на последней ступеньке, оборачивается к нему и делает знак рукой.
– Спасибо, что проводил, но на этом все, – жестко, но без агрессии говорит она. С ужасом вижу, что часть ее лица стала багрово-фиолетового цвета. Глаз заплыл и его почти не видно. Рудольф без малейшего сочувствия смотрит на нее. На мгновение мне даже кажется, что это доставляет ему радость. – Уходи.
Америго замирает на месте, а потом послушно разворачивается, делает шаг назад. Вагнер с ненавистью смотрит на него. Золотое пламя становится ярче, в нем появляются алые точки.