Это было помещение 10 на 10. Был телевизор, небольшое окошко, через которое пробивалось совсем чуть-чуть света. В центре были несколько столиков. Моя персональная клетка была два метра в длину и ширину с большой железной дверью. Всего таких клеток было около пятнадцати, в каждой обитали по два человека. Мне достался какой-то латиноамериканец из Чикаго по имени Петер. Его судили за убийство. Петер был крутым парнем, мы подружились и стали неплохими приятелями. Мы вместе отжимались, что меня даже немного мотивировало, поскольку он был весьма раскаченным парнем. В общем, я его зауважал.
Но в остальном делать было совсем нечего. Мы разговаривали, играли в шахматы, смотрели телек. На один час в день нас выпускали во двор — всегда была адская жара, но мы проводили время, играя в баскетбол на небольшой площадке. У нас не было подходящей обуви, поэтому мы играли босиком, постоянно поскальзываясь, это было очень смешно.
Тюрьма не была таким уж страшным местом, было очень скучно. Когда кому-то из нас передавали травку, мы курили. Другим спасением была музыка. Я постоянно возился с маленьким радиоприемником и стал своеобразным ди.джеем. Мне нравились РнБ и классическая музыка, но тогда я с удивлением обнаружил, что мне нравится кантри! Моим любимым музыкантом стал Рэнди Трэвис.
Мои подельники тоже оказались в округе Харрис. Но у нас было мало шансов пересечься, поэтому виделись мы разве что на допросах и заседаниях суда. Те моменты, когда я видел знакомое лицо, были очень странно-приятными. Мы приветливо кивали друг другу, строили рожи. Иногда удавалось переброситься парой слов. Зак всегда пытался подбодрить меня.
— Чувак, забей. Бук, мы выберемся, понял? Ты не заслуживаешь тут находиться. Я о тебе позабочусь!
Зак был из старой гвардии. У него уже были две ходки, он не хотел, чтобы и меня ожидала такая же участь. Он не хотел, чтобы тюрьма сломала мою жизнь, заставляя меня каждый раз собирать ее по кусочкам. Зак пытался взять всю вину на себя, чтобы помочь мне, и я этого не забуду никогда. Серьезно, сколько людей будут согласны удлинить свое нахождение в тюрьме, чтобы помочь другому?
Но как бы самоотверженно он себя ни вел, к его словам никто не прислушивался. Нет, конечно же, нас внимательно допрашивали, наши ответы записывали, обвинение видело, что прежде я никогда не привлекался, но нас хотели посадить всех троих.
Восемь месяцев в тюрьме округа Харрис измотали меня. Я вспоминал свою маму, которая умерла, когда мне было 13. Я вспоминал ее слова каждый день. Она часто говорила мне: