Меньше всего я ожидала, что мне откроет Себастьен. Мои глаза округляются, и я сглатываю. Полуголый Себастьен. Боже мой, ты прекрасен.
Он дерзко мне ухмыляется, пытаясь не рассмеяться.
— Благодарю.
Боже. Пожалуйста, пусть я не произнесла это вслух. Умоляю тебя. Ну пожалуйста.
— Я что, произнесла это вслух?
— Да.
Ну конечно.
Я стесненно откашливаюсь и меняю тему.
— На вас нет рубашки.
Его взгляд вместе с моим скользит по его обнаженному торсу, по мышцам на широкой груди. Справа ее покрывают пятна краски разных цветов, и еще чуть-чуть есть на выступах пресса. Он бесподобен. Покраснев так, словно меня окунули в огонь, я закусываю губу и, сжав кулаки, еле сдерживаюсь, чтобы не коснуться идеальной глубокой V между косточками его бедер или дорожки волос, исчезающей за ремнем. Все в нем от умопомрачительных рук до рельефных мускулов на золотистой груди кричит: он мужчина, мужчина, мужчина. Настоящий мужчина. Забудьте о падших ангелах. Он — Царь Преисподней, демонстрирующий, насколько волшебно и невыразимо приятно будет с ним согрешить. Я представляю, как стою перед ним на коленях, покорная раба у его ног, пока мой рот, мой язык, мои пальцы исследуют каждый дюйм его порочного тела. Осознав, куда движутся мои мысли, я краснею еще сильней.
Он улыбается медленной, пьянящей улыбкой и снова поднимает глаза на меня.
— Да, похоже, что нет. — Он лениво опирается локтем о косяк. — Валентина, я могу вам чем-то помочь?
От интонации, с которой он произнес мое имя, у меня по спине бежит восхитительный холодок. Качнув головой, я делаю вдох. Женщина, возьми себя в руке. Тебе сколько? Семнадцать?
— Я не могу заснуть.
Он наклоняется — лишь чуть-чуть, но клянусь, я могу чувствовать исходящее от его тела тепло.
— Я могу придумать несколько очень занимательных способов решения вашей проблемы, — говорит он, во взгляде и голосе — откровенный порочный призыв.
— Да. В смысле, нет, — заикаюсь я, проклиная свою неуклюжесть. — Я не об этом. Я насчет вашей музыки. Она не дает мне заснуть. Хотела спросить, не могли бы вы ее немножечко приглушить?
— Зависит от вас.
— Каким образом? — хмурюсь я.
Он облизывает губу.
— Смотря что вы пожелаете дать мне взамен.
Мое сердце пропускает удар. Я выгибаю бровь.
— Вы ведь шутите, да?
Он наклоняется, пока его рот не оказывается близ моих губ. Пока их не целует его дыхание, отдающее сигаретами и сладким вином.
— Если дело касается вас — никогда.
В этот самый момент мы оба слышим, как какая-то женщина говорит:
— Bonsoir, Себастьен.
Вздрогнув, я отступаю назад, а Себастьен переключает внимание на соседку.