Я неотрывно смотрю на нее, пытаясь запомнить точное расположение крошечной родинки у ее губ. Слева, вверху, прямо под ямочкой на щеке — мой личный Бермудский треугольник.
— Спасибо вам за вчерашнюю ночь, — хрипло говорю я.
— Не стоит. На моем месте так поступил бы любой. — Она нервно оглядывается, избегая смотреть мне в глаза. — Кроме того, у вас уютная комната для гостей с очень удобной кроватью. Знаете… м-мне, наверное, пора уходить. Приятного аппетита. — Она словно загнанный зверь, пытается высвободиться, пытается убрать мою руку с пути.
Но я, не пуская ее, крепче хватаюсь за стойку.
— Почему вы остались?
— Потому что вы меня попросили.
— Вы могли уйти после того, как я заснул. — Мое сердце взрывается. Время будто бы замирает, пока Валентина подбирает слова.
— Потому что я сама хотела остаться, — шепчет она. — И было приятно…
Я наклоняюсь к ней ближе. Задеваю мочку ее уха губами.
— Что именно?
— Почувствовать себя нужной. — Она поднимает лицо, встречает мой взгляд.
И то, что я вижу, словно удар поддых. Мне хочется полететь в Нью-Йорк и убить ее ублюдочного супруга, своими собственными руками измолотить его в кровь за то, что он посмел вложить в ее взгляд эту боль.
— Желанной. Я … я уже забыла, каково это, и…
— Вы понятия не имеете, да? — Костяшками пальцев я отвожу с ее плеча волосы. Она дрожит подо мной. Очерчиваю изящную линию ее шеи, плеча — руками, которые горят от желания покорить ее, подчинить, сделать своей.
Она издает судорожный вздох.
— О чем?
— J’aienviedetoi. — Я беру ее за руку, целую запястье, чувствуя, как ее пульс вбивает жизнь в мой. — J’aibesoindetoi. Tumerendsfou. — Вот бы мои губы могли оставить на ее коже эти слова, заставить поверить в них. Я беру в ладони ее лицо, поглаживаю большим пальцем ее пьянящий румянец. — Будь я хоть немного слабей… (Я хочу тебя. Ты мне нужна. Ты сводишь меня с ума. — прим. пер.)
Валентина проводит языком по губам, ее грудь рывками вздымается.
— Да?
Внезапное дребезжание дверного звонка словно окатывает нас холодной водой. Чертыхнувшись, я отпускаю ее. Валентина на неверных ногах отходит, и я понимаю, насколько был близок к потере самоконтроля. Иисусе. Еще минута — и я бы взял ее прямо на кухонной стойке.
— Себастьен, дверь следует закрывать на замок, — с шутливым укором произносит знакомый голос откуда-то сзади. — Мы были рядом и решили сделать тебе сюрприз… о! Похоже, мы… здравствуйте!
Не может быть. Но ужас на лице Валентины говорит мне, что может. Пытаясь прикрыться, она покрепче запахивает кардиган.
— Дядя Себ! Дядя Себ! — Подбежав ко мне, этот чертенок обвивает своими ручонками мою ногу. — Смотри! — Запрокинув голову, он широко улыбается. — У меня выпал зуб!