Первый сильный пинок пришелся по ребрам, украв и так не восстановившееся хриплое и жадное дыхание, заставив меня скрючиться на полу, инстинктивно закрывая голову. Второй удар в лицо, но спасли онемевшие от боли руки. Я все еще не могла вдохнуть воздуха, издавая хрипящие звуки при каждой попытке.
Третий удар по напряженной спине, в сравнении со всеми предыдущими, почти безболезненный, что дало распаленному сознанию, сгорающему в ужасе и боли, краткий миг передышки. Сквозь перекрест слабых, дрожащих и гудящих от побоев рук заметила ведро, на расстоянии вытянутой руки. Он замахивался ногой для очередного пинка по моей спине, когда я, почти не соображая, дергающейся рукой вцепилась в ведро и рванула его через себя, обливая Вадика. Снова краткий миг перерыва, за который я попыталась вскочить на ноги и закричать. Из полыхающего адским огнем горла вырвался краткий хрипящий звук, когда я уже почти поднялась на ноги, но Вадик перехватив меня за волосы, рванул назад, заставив упасть и удариться копчиком, от чего дыхание снова перехватило, и запылали адовым пламенем легкие, не получающие кислорода. Он рывками за волосы тащил меня к тахте.
Я сучила по мокрому полу ногами, и вцепившись в его руку пальцами, пыталась подтянуть тело к его руке и тем самым ослабить болезненное натяжение волос. Мало что получалось, заставляя сердце отчаянно биться о ноющие ребра, а разум кутаться в пелену беспрерывного, дикого отчаяния. Он же может убить. Этот урод может меня убить…
С силой швырнул на тахту, заставив удариться головой о деревянную вставку подголовника и снова едва не потерять сознание. Боль парадоксально и туманила и отрезвляла меня, заставляя заходящийся от кошмара мозг немного соображать.
Успела вскочить только на четвереньки, когда он снова рванул за волосы, вынуждая откинуть голову назад, и прижал к полыхающему горлу ледяное, равнодушное лезвие раскладного ножа, заставившее меня замереть и сипло завыть от отчаяния и ненависти сквозь сжатые зубы. Кровь, все еще текущая из брови, заливала глаз, пенилась на дрожащих губах и срывалась по подбородку на бежевую ткань тахты у моих скрюченных болью и страхом пальцев. Не шевелилась. Как сейчас, никогда в жизни не боялась. Чтобы быть готовой умолять, давясь ужасом, слезами, стыдом и унижением.
Он дышал тяжело, в унисон со мной. Стоял сбоку и с каждым мгновением чуть усиливал нажим лезвия, подталкивая меня к грани, когда я готова буду просить, чувствуя как сдает, как пасует все мое существо, забитое в боль и унижение.
— Один звук… одно движение, шалава… и я заставлю тебя страдать… — кипящим от ненависти шепотом и его рука отпускает волосы, а краем глаза вижу как его испачканные в моей крови пальцы тянутся к резинке его заляпанных спортивных штанов.