— Она красивая девочка, — мрачно произнес он. — Ада, не мучай себя…
А вот тут меня прорвало. Значит, это я мучаю себя? Это я притащила его на этот остров и вынудила его в себя влюбиться? Это я, зная, что не могу ничего ему предложить, продолжаю навязывать свое общество? Это я предлагала узнать меня получше, заставляя тем самым все больше привязываться к себе? Это я наказывала его, приучая к каким-то дурным правилам?
Я размахнулась и влепила Волжанову пощечину. Он прекрасно видел, что я собиралась сделать, но не остановил.
— Сволочь! Урод!
Я снова подняла руку, чтобы ударить его. Но на этот раз Антон ее перехватил.
— Одного раза достаточно, — холодно произнес мужчина.
— Ты хоть осознаешь, что ты натворил? Зачем, Антон, зачем ты все это устроил?
— Я уже говорил, но повторю. Не мог, понимаешь, просто не мог не попробовать.
— А хоть на секунду подумал о том, какого будет мне? Печешься о благе своей гребаной стаи. А я? Ты понимаешь, что ты почти меня уничтожил? Разбил сердце? Растоптал душу? Я теперь уже не знаю, на каком свете нахожусь! Ты понимаешь, что я путаю эту чертову реальность и сны?
— Ада, — обреченно простонал Антон и попытался меня прижать к себе.
— Не трогай меня, — прошипела я, сама, вцепляясь в мужчину, ища в нем поддержку и опору.
— Девочка моя, я не знал, что так получится. Мне очень жаль. Ложись спать, милая.
Мужчина снова попытался уложить меня на постель.
— Спать? Это все, что ты можешь мне предложить? — опять взвилась я.
— Ада, днем у тебя самолет.
— Что? — оторопела я. Мою начавшуюся истерику, словно ветром сдуло. Какой самолет? Я ничего не понимаю.
— Днем ты возвращаешься в Питер. Я уже заказал для тебя билеты.
— А ты?
— Я остаюсь.
— Может ты мне объяснишь? Когда ты мне собирался об этом сказать?
Это, что он наигрался, да? Разрушил мою жизнь, а как появились первые проблемы, я стала неудобной, тут же отсылает назад? Прекрасно устроился, скотина мохнатая.
— Утром.
Волжанов перестал делать попытки уложить меня, просто лег сам.
— И что заставило тебя принять столь чудное решение? Надоело со мной возиться?
— Перестань, милая, — устало выдохнул Антон.
— Я тебе не милая. Не смей называть меня так, понял? — я схватила подушку и огрела ей оборотня.
— Понял, только успокойся. Что ты от меня еще хочешь? Ты так желала уехать, я тебе отпускаю. Хочешь, можешь остаться. Я не гоню.
Он не гонит, шавка блохастая! Я сама не знала, чего хотела. Нет, знала, конечно. Но этого он мне давать не собирался. Зато я могу взять кое-что сама. Уж это-то он мне задолжал.