События в романе имеют космический охват. Местом действия по сути дела становится вселенная в её средневековом понимании и душа человека. Действующими лицами — люди и боги. Над ними сам Вседержитель. Но при этом большее место в романе занимают не они сами, а мир других существ. Перед нами ожившие аллегории, а происходит здесь самая яркая в средневековой поэзии «психомахия» — душевная битва.
Слово «аллегория» означает иносказание, когда посредством одного хотят выразить совсем другое. Аллегорическое мышление в европейской культуре было развито давно. Еще поэмы Гомера толковали аллегорически. К аллегории обращались софисты. Например, софист Продик произносит речь о двух женщинах, явившихся Гераклу, которые имеют явное аилегорическое значение, подразумевающее два пути.
Но больше всего пытались аллегорически истолковывать Библию. После Оригена аллегорическое объяснение Ветхого Завета стало системой. Ориген начинал с аксиомы, что Писание имеет тройной смысл: буквальный, моральный и мистический. Глупо думать, учил Ориген, что Бог, как садовник, посадил растения в Эдеме. Рай нужно понимать как аллегорию будущей церкви. Библейское высказывание о том, что Бог дал людям кожаные одежды, следует воспринимать не в том смысле, что Бог содрал шкуры с животных, а затем, как портной, сшил из них одежды. Ориген утверждал, что кожаные одежды означают подверженность смерти, которая последовала за грехопадением. Большая роль в аллегорическом толковании Писания принадлежит Августину.
Он развивал применительно к истолкованиям учение о том, что буква убивает и лишь дух животворит. Согласно Августину, Священное Писание представляет сплетение символов. В этих образах скрыты тайны веры. Если читать эти образы буквально, то можно уловить лишь поверхностный смысл. Но можно читать их глубоко, находя там человеческие соответствия, или, иначе говоря, аллегории, которые побуждают за образами искать тайный смысл. Это двойное значение легло в основу экзегезы, способа толкования священных текстов, теория которой crraia развиваться с конца античной эпохи. Сам Августин, например, под сыновьями Авраама понимал аллегории Вегхого и Нового Завета, под пятью камнями Давида — пятикнижие Моисея, в образе Голиафа он видел демона. После Августина развитию аллегорического толкования во многом содействовав Григорий Великий — последний из «отцов церкви», который в знаменитом комментарии к книге Иова использовал тот же мегод. В таких книгах, как "Энеида" Вергилия и "Фиваида" Стация, тоже любили находить олицетворенные абстракции страстей и пороков.