это хорошо.
– Хорошо, я же увижу тебя, когда ты закончишь, да? – она подняла брови, как
будто следить за мной для неё что–то новое.
– Да, да, – бормочу я. – Я пошёл.
Каждый из нас идёт своим путём. Я поправил свой воротник и осмотрелся, только
после этого появился перед людьми. Несколько человек в церкви молились или молча
сидели, размышляя о своих грехах. Тем, кто посмотрел в мою сторону, я фальшиво
улыбаюсь, пока прохожу мимо и захожу в исповедальню.
На деревянной скамье моя задница чувствует себя чертовски неудобно, что мне
трудно сидеть, но все мы чем–то жертвуем ради общего блага. Кроме того, я должен
продолжать изображать, хотя бы наполовину хорошего священника.
Но, чёрт возьми… я ненавижу как ограничено это пространство и, как оно
заставляет чувствовать себя старым, я смотрю на решётку, которая разделяет меня с
другой стороной.
Особенно, когда пожилая женщина садится и закрывает занавес, а потом смотрит
на меня так, как будто она смотрит прямо в мою душу. Страшное дерьмо.
Она крестится и начинает говорить. – Я сделала ужасную несправедливость по
отношению к одному из моих мальчиков, – бормочет она. – Я должна была наказать его
сильнее, но я просто не смогла. Не потому, что я этого не хотела, но мне было так
отвратительно; я даже не хотела противостоять ему, хотя он и заслужил это.
– Что же парнишка сделал? – спрашиваю я.
– Он был… ну, как вам сказать… – она сжала губы и посмотрела вниз на свои ноги.
Я наклонился ближе. – Сделал что?
– Он делал… неуместные вещи.
– Например, что? – спросил я, подняв голову, потому что я не могу догадаться, что
она сейчас скажет.
– Когда он принимает душ или сидит на своей кровати, я слышала, как он издаёт
звуки, – она с отвращением отводит взгляд, это явно отчаяние.
Честно говоря, я не знаю, что ей сказать.
– Такие грязные звуки. Он же ещё мальчишка. Он не должен заниматься этим.
Я фыркнул, пытаясь сдержать смех, но это выше моих сил.
– Вы… вы смеётесь? – спросила она, услышав мои всхлипы.
– Вы раскаиваетесь в том, что не наказали мальчишку достаточно строго за то, что
он дрочил?
Её глаза расширились, а лицо напряглось. – Извините?
– Из–за этого вы пришли сюда? – спросил я, поднимая на неё свои брови. – Вы же
понимаете, что дрочить в его возрасте – это вполне нормально?
Её челюсть отвисает, но она молчит, за что я ей благодарен.
– Мэм, вам не нужна исповедь, это банально.
– Банально? Банально? – она повторяет это, как будто она не услышала, что я
сказал. Либо она совсем потеряла рассудок. На самом деле она кажется сумасшедшей.
– Это отвратительно, – прошипела она. – Я не могу поверить, что слышу это от вас,