– Но ты тоже сделал это слишком… – возражает он. – А потом ты просто сдался?
Пройдя через всё это?
–Слишком. Поздно. Я сдался слишком поздно. И поэтому сейчас тебе нужно быть
умнее, Карл.
Он снова сглатывает, отклоняясь от меня, его глаза всё ещё скользят вокруг, пока
он, вероятно, обдумывает варианты. Следует ему сделать это или нет.
–Даже не думай об этом, Карл. Это того не стоит. Ни одного цента во всём мире,
поверь мне.
–Но я не могу платить… – говорит он. – Церковь… её недостаточно, – слёзы
наворачиваются на его глазах.
Я кладу руку ему на плечо. – Послушай. Я спрошу Маргарет, будет ли у неё
ещёкакая–нибудь работа для тебя, хорошо? Это было бы неплохо?
Он кивает, закрывая глаза.
Я схватил его обеими руками и слегка встряхнул. – Обещай, что не будешь делать
глупостей.
Он вздыхает. – Хорошо.
– Отлично, – я шлёпнул его по спине. – А теперь возвращайся внутрь. Ты знаешь,
они ждут, пока ты починишь им свет.
Он кивает. – Ты идёшь?
Секунду я размышляю, желая остаться на свежем воздухе, но понимаю, что,
вероятно, будет лучше поддержать его, пока он на дне, так что я согласился и пошёл за
ним внутрь.
Он идёт в комнату Мамы, где она попросила его починить пару вещей, пока я сижу
на одной из скамеек в церкви. Здесь сейчас пусто; ни посетителей, ни прихожан. Я люблю
эти дни тишины и покоя. Даже Мама уезжает через несколько минут, чтобы поиграть в
бридж в клубе старушек, в котором она состоит. И когда Карл закончит свою работу в её
комнате, он также уйдёт, что позволит мне, наконец, насладиться приятным
одиночеством в церкви.
Я хочу наслаждаться этим, но тот разговор, который состоялся у меня с Карлом,
действительно испортил моё настроение. Не каждый день я сталкиваюсь со своим
прошлым. И мне это не нравится. В основном из–за воспоминаний, связанных… с теми,
кого я пытаюсь похоронить так глубоко, чтобы никто не мог добраться до них.
Но теперь… с тех пор, как Лаура вошла в мою жизнь, эти воспоминания вылезли на
поверхность, и как ни странно, это даже не больно, как я думал. Или, может быть, я
застрял в моём собственном маленьком мире пьяной боли, пока она не пришла, и как–то
утолила ту жажду, которую я чувствовал.
Но это неправильно.
Я вздыхаю и наклоняюсь к скамейке, держа голову, когда стыд накрывает меня.
Я даже не должен думать о ней.
Я должен каяться… день за днём… молиться Богу о милости.
Умоляя его простить меня за то, что я сделал.
За то, что отняли у меня.
Но всякий раз, когда я разговариваю с ним или умоляю его дать мне ответ, причину
для всего этого, в ответ я получаю тишину, и у меня остаётся пустое небытие.