—Ну какая разница? Зато это будет очень быстро. Тебе осталось всего несколько глав, да?
—Тут много… несколько часов читать!
—Думаю, что я справлюсь! — улыбнулась Билли, вручила Агне печенье и молоко, а сама взяла книгу.
К тому моменту, как Билли прочитала: «Рассмеялся в ответ Бильбо и протянул кудеснику табакерку.», Агне уже еле держала глаза открытыми. Она дожевала своё печенье еще две главы назад, с того момента слушать было уже совсем тяжко, а уж как тяжко было Билли и говорить нечего, она мягко говоря устала говорить, а горло пересохло.
—Неужели всё? — спросила девочка, пролистывая странички с примечаниями в поиске новой главы.
—Всё, спи. Теперь ты прочитала Хоббита.
Так Билли завоевала когда-то Агне, а теперь уже который год, каждый вечер повторяла свой подвиг. Вот и теперь Билли спустилась на кухню за молоком и печеньем, чтобы читать с Агне и Фел «Гарри Поттера». Она открыла холодильник, и зачем-то уставилась в него. Постояла какое-то время, закрыла. Вспомнила зачем пришла и снова открыла.
—Молоко и печенье? Почему ты ещё не жирная? — спросил Ксавье.
—Почему бы тебе не лезть не в своё дело? — Билли нервничала, утром приходили адвокаты, чтобы официально зачитать завещание Хавьера ещё раз. Ксавье оказался недоволен тем, что Билли досталось семь процентов доходов, а дом будет принадлежать ей ещё пять лет, пока не станет совершеннолетней Агне.
—Ты мне грубишь. Мне не нравится, — он забрал у Билли стакан молока и выпил половину.
—Что-то ещё не нравится?
—Твоё присутствие тут, — ещё глоток молока. Билли покосилась на всё ещё открытый холодильник, проверяя есть ли ещё молоко. — Твой высокомерный вид. Твои мелочные цели. То, что ты пытаешься привязать к себе девочек, — он поддел пальцами тарелку с печеньем и она полетела на пол. — То, что какая-то девятнадцатилетняя шалава пришла в дом моего отца, — он наступал, Билли поторопилась убрать стакан, который всё ещё держала в руках. — То, что она считает этот дом своим, — он был так близко, будто сейчас достанет нож и пырнёт в живот. Билли боялась, очень сильно, но ничего сделать не могла. Да и он, что может? Ударить? Выгнать на улицу? Лишить всего? Она была уверена в себе, потому что ей всегда было куда пойти, потому что он бессилен во всём, что касается детей, потому что правда не на его стороне. — То, что она наивно полагает, что я ничего не смогу с ней сделать. Ты откажешься от всего. Рано или поздно. И уйдёшь. И больше никогда не скажешь ни слова моим сёстрам или племяннику, — момент был крайне напряжённым, воздух густел от ужаса, а сердце билось в ушах. Необычное, странное чувство. — Бу!