Бладхаунд почувствовал что-то, похожее на разочарование. Идея о том, что прием легких наркотиков расширяет сознание и, в итоге, ведет к совершенству нейрокристалла, была старой как мир — и слишком простой для талантливого ученого.
К Артемию Стогову Бладхаунд добрался уже затемно. Остановил машину у ворот — глухих, непроницаемых, с одиноко болтающимся фонарем над широкой калиткой. Бладхаунд нажал на кнопку звонка.
Раздался заливистый лай. Ворота отъехали в сторону, открывая взгляду небольшую, на три машины, открытую стоянку. Пока Бладхаунд парковался, из дома вышел хозяин. Светлый костюм на массивном теле, распахнутая куртка, растрепанные волосы, глаза щурятся через очки. Стогова явно не обрадовал поздний звонок ищейки.
Раскормленная овчарка, скалясь, поджидала Бладхаунда у машины, и отступила только после окрика хозяина. Недовольно огрызаясь, отошла в темноту.
— Сколько раз говорил, чтобы не подходила к машинам, — недовольно проворчал Стогов, протягивая руку гостю. — Дурацкая привычка. Дождется, что ее переедут, как Лагера… Фу, Лагер, фу!
Они подошли к дому, где их встретила еще одна овчарка.
— Роботы, — пояснил Стогов, и в голосе его Бладхаунду послышалось самодовольство. — А то, знаешь, жизнь и так полна перемен, хоть что-то неизменное. Да и привязался к ним, к чертям. Впрочем, что я тебе объясняю, ты же тоже за собачкой.
Бладхаунд кивнул.
— Вообще-то я еще не закончил, — словно извиняясь, развел руками Стогов. — А полработы не показываю.
— Я не за этим приехал.
— Да помню я, помню.
Хозяин, отпыхиваясь после ходьбы, стащил с себя куртку. На помощь пришел дворецкий.
— Уф. Ну что, пойдем?
Бладхаунд, тоже успевший скинуть плащ, прошел за хозяином в большую гостиную. Взглядом окинул обстановку — отделка натуральным камнем и деревом, камин, живопись на стенах. Хорошая живопись, и далеко не новодел — отметил Бладхаунд. И мебель простая с виду, но дорогая, сделанная на заказ. Появилась домработница, молча поставила бутылку коньяка, пару приземистых бокалов, блюдце с лимоном, и удалилась. Стогов жестом пригласил Бладхаунда угощаться. Бладхаунд покачал головой:
— За рулем. Лучше кофе.
— Эй! — рявкнул хозяин прислуге. — Кофе для гостя! Много теряешь, — сказал он, уже повернувшись к Бладхаунду и плеснув себе коньяка на донышко бокала. — Я вот несколько лет как обзавелся водителем и позволяю себе все, что хочу. Тело, брат, надо любить.
Стогов похлопал себя по внушительному животу и поднес бокал к носу.
Домработница появилась снова и ушла, оставив чашку крепкого кофе, сливочник со свежими деревенскими сливками и сахарницу.