«Кулак, – категорично и не раз заявлял Ленин, – непримиримый наш враг. И тут не на что надеяться, кроме как на подавление его... Восстания кулаков против Советской власти неизбежны».
Он ненавидел, исступленно и яро ненавидел кулаков, исключал всякую возможность сотрудничества с ними, не пытался даже искать пути вовлечения в хозяйственную жизнь республики Советов огромного многомиллионного отряда самых мудрых, самых предприимчивых, самых удачливых крестьян...
Как аукнется, так и откликнется. Зажиточные мужики платили большевикам той же монетой. И это закономерно.
Своим утверждением, что восстания кулаков против Советской власти неизбежны (!), Ленин подстилал большевикам соломку на крутых виражах проложенной им тропы военного коммунизма. И надо признать, кинутая Лениным «соломка» помогла большевикам на какое-то время спрятать от Истории, от мирового общественного мнения антикрестьянскую суть своей аграрной политики. Законный гнев й ярость одураченных, обобранных, униженных крестьян находил свой правомерный выход в массовых крестьянских восстаниях, которые тут же по рецепту Ленина объявлялись восстаниями кулацкими и подавлялись с дикой жестокостью. Всякое неповиновение, любой протест крестьян политике военного коммунизма тут же объявлялся кулацкой вылазкой, и свирепо подавлялся, не считаясь ни с какими жертвами. Справедливость сказанного легко прослеживается и в исследуемом здесь крестьянском восстании 1921 года, которое ленинцы тут же окрестили «Западно-Сибирским кулацко-эсеровским мятежом»...
Окончательное классовое расслоение сибирской деревни в 1920–1921 годах только началось, и проходило оно крайне медленно из-за отсутствия резкой поляризации жизненного уровня зажиточных и бедняцких хозяйств. Беднейших (безлошадных) хозяйств в Тюменской губернии не насчитывалось и 7 %. Основную же массу (примерно 80 %) крестьянства составлял середняк – тоже Хозяин, уверенно шагающий от достатка к изобилию. Начисто оторванный от деревни, Ленин поспешил внести свою «лепту» и в отношении большевиков с середняком. По Ленинскому, неоднократно повторенному определению, отличительная черта середняка состояла в том, что он «колеблется». «Сегодня он за нас, а завтра за другую власть: часть за нас, а часть за буржуазию». Средний крестьянин как труженик, наш человек, а как торговец излишками хлеба он уже эксплуататор». Тут остается лишь руками развести. Да если крестьянин не станет производить «излишки», не будет ими торговать, на что же купит он соль и спички, керосин и сахар, сбрую и инвентарь и еще многое иное, без чего ему не прожить. С каких пор продающий плоды своего труда объявляется эксплуататором? Кроме путаницы и неразберихи эта надуманная ленинская характеристика середняка уводила большевиков от опоры на него, от соглашения с ним, на путь к конфронтации с середняком и тем подталкивала последнего в лагерь противников большевизма...