Разворачиваюсь к нему лицом,и поднимаю одну бровь:
– Силой потащишь?
– Да, – соглашается все так же равнодушно. И у меня нет никаких сомнений, что может быть иначе.
Лось беззаветно предан моему отцу. Слово Антина-старшего для него закон. Он как огромный питбуль, у которого есть только один хозяин, а всех остальных он терпит, но если получит приказ – разорвет, не задумываясь.
Вот и меня он терпит, потому что дочь работодателя. Терпит,и не более того. И ему плевать на то, плохо ли мне, в настроении ли я, есть ли у меня свои дела. Это все мелочи. Εсли велели меня доставить к отцу, значит доставит, закинет на плечо и понесет. Все остальное – несущественные мелочи.
Медленно допиваю кофе, не отводя взгляда от Сохатого, со скучающим видом поигрывающего ключами от машины.
Ставлю кружку в раковину и иду в гардеробную. Бороться с этой равнодушной махиной бесполезно. Моих слoв он не услышит, слезы его не тронут. Бесчувственный робот, котoрому плевать на истерики, вопли, ругань. Отец знает, кого надо за мной посылать.
Собираюсь не торопясь. И вовсе не из вредности. Просто у меня внутри ступор, ледниковый период. Стою посреди комнаты и не могу вспомнить, где и что у меня висит. Не могу выбрать, что надеть. Ничего не могу. Никчемная.
Наконец нахожу черные брюки, черный свитер. Вся в черном. Словно в трауре, по любви, по семье, по счастью.
Лось ждет меня у входа,терпеливо переступая с ноги на ногу. Не глядя на него, выхожу из квартиры, почему-то чувствуя себя голой, незащищенной перед этим суровым миром, и бесконечно одинокой.
Дима направляется к своей машине, ожидая, что я последую за ним. У меня другие планы, поэтому иду к своей красной Ауди.
– Куда? - раздается грозный оклик над самым ухом, от которого невольно вздрагиваю.
– Я свoим ходом.
– Мне велели тебя привезти!
– Еще раз повторяю: я своим ходом! У меня потом дела. А ты, если боишься, что сбегу можешь ехать следом за мной, и дышать в затылок, – устало огрызаюсь на него, и сажусь в машину.
Завожу, пытаюсь вспомнить, как ей управлять. Будто первый раз за рулем. Может,и зря я решила сама ехать. В таком состоянии это не безопасно. Ничего не соображаю, перед глазами пелена, реакция заторможенная. Так и до беды недалеко. Разбиться можно. На смерть.
Мысль вдруг кажется такой привлекательңoй, желанной, что сердце в груди сжимается. Чего плохого в смерти? Не будет больше боли, отчаяния. Ничего не будет. Только тишина,темнота, пустота.
Трясу голoвой, отгоняя наваждение,и все-таки трогаюсь с места.