– Самолёты дозаправить бензином, замаскировать ветками, а нас накормить! Время пошло!
И действительно оно шло, но очень медленно. Заправщик подъехал, но не знал где у этих самолётов заправочная горловина. Пришлось заправлять самим. О маскировке они вообще понятия не имели. Но хоть с обедом под крылом не промахнулись – ветчина, сыр, курица, хлеб, овощи и бутыль холодного Шабли.
– Виктор Акимович, кувыркаться в небе мы уже научились, а вот воевать ещё не умеем. Так что учиться придётся прямо в бою. Залог успеха – это неожиданность да преимущество в высоте и скорости.
– А ты откуда знаешь?
– Я не знаю. Я так думаю. Атаковать надо стараться заходом от солнца, что бы противник тебя как можно дольше не замечал. И бить только с самой короткой дистанции, чтобы наверняка. На немецких «Фоккерах» один пулемёт, а у нас четыре и плюются раскалённым мягким свинцом. Куда ни попади, рвать будет клочьями. У них движок триста сил, а у нас втрое мощнее. А когда тебя атакуют, то надо постоянно маневрировать. Вот про какую-то японскую борьбу или английский бокс говорят: – «Порхай как бабочка, а жаль как пчела!» А в воздушном бою мухой крутись, но жаль как змея! – поделился я якобы своими соображениями о тактике воздушного боя. Не мог же я рассказать, как когда-то перечитывал воспоминания Покрышкина и Кожедуба. А уж рассказы Григория Ефимовича про войну в Испании помнил чуть ли не наизусть. Особенно врезался в память парадокс, что отличные лётчики погибали первыми, потому что были отличными. Тогда боевой единицей считалась тройка истребителей. Ведущий и два ведомых справа и слева. Слётанность была отшлифована многочисленными тренировками. Доходило до того, что на спор связывали самолёты от крыла к крылу ленточками и весь полёт от взлёта до посадки производили неразрывной тройкой. Это красиво смотрелось с земли на парадах. А вот в бою такая слаженность была гибельной. Три самолёта, летящие как по струнке, представляли собой идеальную мишень, как в тире. И вот когда их немцы посбивали, то им на замену пришли лётчики более низкой квалификации. Но их стали сбивать гораздо реже. Курносые уступали «Мессерам» во всём, кроме манёвренности. И получалось, что ведущий колтыхался вправо, влево и вверх, вниз. А уж ведомые вообще мотылялись за ним, как цветки в проруби.
Но как результат, немецкие ассы просто не успевали поймать их в прицел и проскакивая вперёд, получали пулеметную очередь вдогонку. Именно так мой Григорий Ефимович и сбил двух «Мессершмитов». По нему промазали, а он не промазал. У охотников самым ценным трофеем из летающей дичи считался бекас. И не из-за того, что он был вкусным или нажористым. Бекас размером-то с сороку. А вот попасть в него было очень трудно. Эта маленькая, но очень гордая птичка не летала, как все остальные. Она постоянно меняла высоту и направление полёта. Редко кому удавалось подстрелить её. По-английски слово бекас звучит как «снайп». Потому и охотников, сумевших её добыть, называли «снайпер». Постепенно это слово расползлось по всему миру и стало означать – меткий стрелок. Так вот дядя Гриша не был снайпером. Он просто мотался за ведущим как умел. И то сказать, у него к моменту первого боевого вылета был налёт аж 16 часов, а у его ведущего все 20. По нынешним временам цифры просто смешные. И летели они парой, а не тройкой, лишь потому, что у третьего ещё перед взлётом мотор забарахлил. Гораздо позже во время Великой Отечественной войны Александру Ивановичу Покрышкину с большим трудом придётся доказывать в высоких штабах, что для истребителей боевая единица не тройка, а пара. Это бомбёры обязаны летать плотным строем, чтобы стрелки могли прикрывать друг друга. А истребители должны иметь полную свободу и изменять своё положение каждые 5 секунд. Ровно столько необходимо противнику для прицеливания в воздушном бою. Всё это я хотел изложить в подробной инструкции для пилотов. Но теория, не подтверждённая практикой – пустой звук. На удачу счастливый случай не замедлил подвернуться. Не успели мы с Витей прикончить бутыль Шабли, как в воздухе послышался гул приближающихся самолетов.