Элина никогда не интересовалась, когда ее собираются выписывать, боялась, что ей тут же предложат отправляться восвояси. А идти ей было некуда. И некуда и незачем. И не в чем. Ее вещи остались где-то там, в прошлой жизни, неизвестно, у кого из ее бывших друзей, а та футболка и те джинсы, в которых ее подобрала «скорая», годились разве что на тряпки, но уходить, конечно, придется в них, не в больничном же халате, право слово.
Андрей Степанович больше ни о чем не говорил с ней. С того самого раза, как он спрашивал ее, будет ли она лечиться, они виделись только на утренних обходах, да и то не каждый день. Он смотрел ее медицинскую карту, делал новые назначения, убирал старые. Элина не спрашивала его ни о чем, отчасти от того, что очень долго ей было совершенно безразлично собственное состояние, отчасти потому, что просто не хотела обращать на себя внимание. После того довольно резкого разговора в его кабинете, Элине казалось, что Арванцов глубоко презирает наркоманов и в глубине души считает их ничтожествами, недостойными того, чтобы тратить на них время. «Должно быть, он очень несчастный человек, — думала она иногда, глядя на то, как он осматривает соседей по палате, — занимается работой, которая ему отвратительна».
Однажды утром Андрей Степанович чуть дольше задержался у ее кровати.
— Ну что, Александрова, готовься на выписку, — сказал он ей.
У Элины вдруг пересохло во рту.
— Я уже… здорова? — спросила она.
Впервые за эти три недели она смотрела ему в глаза, смотрела ошеломленно и испугано, и доктор смотрел на нее, устало и печально.
— Здорова, — подтвердил он, — Физически, вполне…
Казалось он хотел еще что-то сказать, но передумал.
— Когда мне уходить? — Элина старалась говорить спокойно и равнодушно. А что она хотела? Оставаться в больнице вечно? То, что она не хотела думать о своей дальнейшей жизни и никак не представляла себе, что будет делать, когда окажется за воротами больницы, ничего не меняет. Думать надо было. И решать надо было. Или она снова надеялась, что кто-то сделает это за нее?
Андрей Степанович помолчал.
— Зайди ко мне в кабинет, — вздохнул он, — через… полчаса, после обхода.
Сегодняшнее дежурство было для Арванцова очень тяжелым, ночью привезли парня с передозировкой, да еще и основательно накачанного алкоголем. Еле-еле вытащили. Поспать не удалось ни минуты, да что там, и присесть-то толком некогда было. Он, собственно, и обход не был обязан делать, вполне уже мог ехать домой, но как-то вошло в привычку — перед уходом всегда навещать недавно поступивших и готовящихся к выписке. Как будто был какой-то страх упустить нечто важное.