Мюрье лишь молча пожал плечами и, сплетя пальцы в замок, положил руки на стол. Его невыразительная внешность конторского служащего многих вводила в заблуждение. Однако немногим было известно, что под этой маской скрывался незаурядный аналитический ум стратега, и что он являлся одним из лучших специалистов подразделения по разработке операций против наркодельцов.
— Мы здесь уже четвертые сутки, и изо дня в день только и занимаемся, что изучаем эту проклятую карту! — не унимался Пьер. — Она мне уже по ночам снится.
Над центральной площадью Луссона часы пробили полночь. В кабинете повисла тишина. Все вслушивались в недолгий перезвон колокольчиков.
Мюрье усмехнулся, хрустнул суставами пальцев и заложил руки за голову.
— Малыш, мы имеем приказ, и должны его выполнять, нравится это нам или нет. Усвой это хорошенько и больше никогда не заводи разговоров на подобную тему. Хотя бы в моем присутствии.
Шапюи озадаченно почесал нос, оглянулся на товарищей и, чувствуя полную солидарность, продолжил:
— Я не представляю себе, что какой-то кретин, пусть даже и русский, сунется в это захолустье для передачи наркотиков местным дельцам. Это абсурд! В округе жителей-то всего — раз-два и обчелся. Здесь негде спрятаться. Что не делай, постоянно будешь у всех на виду.
— Совершено верно, — вступил в разговор Жак Лапэ, высокий, начинающий лысеть мужчина средних лет и плотного телосложения. Особым умом он не блистал, но отличался одержимой исполнительностью. Благодаря этому он и оказался в группе Мюрье.
— Проще всего это дельце было бы провернуть в Париже или другом крупном городе. Передали друг другу на улице пакет и тут же разбежались в разные стороны, затерявшись в толпе. Проще, кажется, и быть не может. Я бы так и поступил.
— Или в какой-нибудь занюханной гостинице, где наркоманов больше, чем тараканов! — поддержал Шапюи.
С улыбкой на устах Мюрье не спеша обвел взором просторный кабинет начальника жандармерии. Остановился на библиотеке, расположенной справа от окна, и затем вновь взглянул на подчиненных.
— Вы тоже так думаете?
Он повернулся к двум другим участникам группы.
— Доля истины в этом, конечно, есть, но только доля, — с минуту поразмыслив, осторожно высказался Мишель Рошот, брюнет с птичьим носом, такой же чистенький и опрятный, как владелец процветающей прачечной. — Не более, — рассудительно произнес он. — Однако мое дело подчиняться, а не рассуждать, что правильно, а что нет. Именно за это мне и платит правительство. — Он замолчал, любуясь своими розовыми коротко остриженными ногтями.