Билл тушит сигарету и бросает окурок в цветочный горшок.
— Так ответь же мне, сын, как ты намерен исправить это безобразие?
Я не докуриваю сигарету до фильтра, но повторяю действия Билла: тушу окурок и отправляю следом в тот же цветочный горшок. Я сглатываю, пытаясь облегчить боль в животе.
— В том-то и дело, что не знаю. Но вот что я знаю точно, так это что не могу продолжать жить без Микки. Она — мое сердце.
Сняв бейсболку, Билл качает своей лысеющей головой.
— Это только начало. Почему же ты добирался сюда так долго?
— Плохой совет, — иронизирую я.
Билл откидывает голову назад со смехом.
— На самом деле это был хороший совет. Да и цветы твои очень красивы. Их так приятно касаться.
Я хлопаю руками по бедрам.
— Неужели всем известно, что это я присылал ей цветы.
Он похлопает меня по плечу.
— Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять это.
Я вздыхаю, глядя на человека, которым восхищаюсь. Именно в этот момент я понимаю, что он заботится не только о своей дочери, но и обо мне. Он пытается защитить и меня. Человек, отец в нем, пытается помочь нам обоим стать счастливыми.
— И что же мне предпринять? — спрашиваю я.
Билл сжимает мое плечо крепче.
— Я хотел бы кое-что уточнить. Могу я задать вопрос? — я киваю, заранее страшась его вопроса. — Ребенок твой?
— Только если тест не докажет обратное, я отец. Но я должен получить согласие на этот тест, — я запускаю пятерню в волосы, видя, как челюсть Билла вытягивается.
— И когда это произойдет?
— Черт меня дери, если б я знал! — упс. Я не хотел ругаться при Билле. Я зажимаю себе рот ладонью, ища, как бы исправить сказанное. Здесь я пытаюсь быть открытым и честным, и даже пытаюсь произвести на Билла приятное впечатление, но вырвавшееся из моего рта, должно быть, сравнимо разве что с разрывом атомной бомбы.
Превосходно, Вайз! Просто прекрасно!
Билл ведет себя так, будто я не выдал ничего необычного.
— Я вижу!
— Нет, не видите, сэр! — заявляю я, повернувшись к нему. — У меня нет оснований не верить Оливии и мне не нужно подтверждение, что этот ребенок может быть моим. Но если я не смогу заставить ее пройти тест до рождения ребенка... — мои слова затихают. Нет простого способа сказать, что мой отец не доверяет никому и что он просит меня о тесте, что сродни приказу. Что я паршивая овца в семье. Быть рядом с Оливией, проходя сонограмму, и посещение вместе с ней всех врачей повергает меня в сильнейшую нервную дрожь.
Я глубоко вздыхаю, чувствуя легкое жжение в легких после выкуренной сигареты.
— Не важно, что покажет тест. Важно, как я отношусь к Микки. Я люблю ее с тех пор, как впервые увидел. Я даже не знал ее имени, но уже любил, сэр. Но за что-то же я расплачиваюсь. Не так ли? — тревожные нотки прорываются в моем голосе.