Уже привычные «камера», «мотор»… И Даша входит в кадр. Сцена натурная, а потому довольно сложная. Завидев героиню, мать героя перебегает оживленную улицу и, ухватив ту за руку, требует оставить ее сына в покое. У Даши в этой сцене короткая реплика «мы это уже проходили», и, конечно же, для нее нет ничего сложного в том, чтобы запомнить эти слова. Но когда запыхавшаяся Елена с испариной на лбу выбегает на тротуар, Даша безучастно ее выслушивает и… молчит.
— Стоп, ребята… Я кажется, забыла свою реплику.
— Ок, Даша, твоя фраза «мы это уже проходили». Сосредоточься…
— Конечно. Извините…
— Все на исходные позиции… Сцена тридцать четыре. Дубль два.
Щелчок девочки-хлопушки, Елена снова несется через улицу, неуклюже перепрыгивает ограждение и хватает Дашу за руку. И та снова молчит.
— Извините… Сегодня, видимо, не мой день. Не могу вспомнить слова, — сокрушенно качает головой Дашка, но ей ни капли не жаль. Она получает удовольствие от того, как эта полностью перекроенная, гнилая тетка, обливаясь потом, бегает туда-сюда. Она запорола еще три дубля, и на пятый раз Елена не выдержала:
— Да ты издеваешься надо мной!
— И ты это только сейчас поняла? — равнодушно заметила Дашка, пригубив из бутылки воду.
— Ну, ты и сука…
— Ага… Имей в виду на будущее. А то, мало ли…
— Даша, ну что опять не так?! — к ним подбежал оператор и требовательно уставился на актрису. — Тебе просто нужно произнести «мы это уже проходили» и отойти на вот эту метку.
— На метку, Даша! В твоей деревне знают, что это такое? — завелась Елена. — Ну-ка, смотри… Мастер-класс… Мы это уже проходили! — кричит актриса и отступает назад. Решетка, на которой крепились осветительные приборы, начала неестественно раскачиваться. На площадке поднялся крик, заглушаемый шумом большого города. Огромные софиты сорвались, как листья с дерева, и полетели прямо на застывшую в ужасе Елену. В последнюю секунду Дашка успела резко дернуть женщину на себя, тем самым спасая ей жизнь. А потом лежала прямо на асфальте, придавленная тушей рыдающей народной артистки, и разглядывала пустыми глазами серое, неласковое небо.
К вечеру пошел дождь и значительно похолодало. Но ничто в этом мире не заставило бы Германа остыть. Или хоть как-то взять себя в руки. Все его попытки обуздать клокочущую внутри ярость терпели сокрушительное фиаско. Пожалуй, впервые в жизни он был так зол. И так сильно напуган.
Притихшая команда настороженно следила за метаниями своего режиссёра. В павильоне присутствовали все. Не было только Даши и впавшей в истерику Елены. Хоть как-то держаться Герману позволяло лишь понимание того, что его люди не пострадали. Нет, не так… Понимание того, что не пострадала Даша. На остальных в данный момент ему было плевать. Хотя это было и неправильно, с какой стороны ни посмотри. Никогда в жизни он так не боялся. Не знал настолько всепоглощающего, сковывающего тело страха. Он оцепенел. Замер, не в силах пошевелиться. Вечерний город жил своей жизнью, сигналили машины, гремел проезжающий по соседней улице трамвай, на площадке поднялся крик, кто-то куда-то бежал… А Герман не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть. Пока второй режиссер не потрепал его по плечу: