- Ничего, дружище. Тебе подошла роль Тора, - хмыкнул я, делая очередной глоток вина. – Я все ждал, когда ты Старку «Троянскую шлюху» пропишешь, но так и не дождался.
- Пидор, - ответил Ахиллес и, сконфуженно рассмеявшись, хлопнул себя по губам. – Содомит, бля. Простите.
- Все свои, - заверил его Элигос, поглаживающий мурлыкающую Леарию по голове. – Не пытайся изменить свою душу. Мы знаем, какой ты внутри. А слова… это просто слова. С нами тебе не нужно притворяться.
- Тоже верно, - согласился герой.
- Давно мы так не сидели, - улыбнулся я, обнимая Астру. – Без проблем, поглощая бухло и болтая о всякой всячине.
- Ахиллес, а как ты вспомнил свое прошлое? – спросила рыжая, доливая в бокал вина за сто тысяч долларов. – Это Элигос тебе подарок сделал?
- Да, бля, - рассмеялся грек, переглянувшись с демоном, который слабо покраснел. – Явился мне в гримерке, напугал до чертиков…
- А потом спровоцировал кинуться на старого друга, - закончил Элигос, коротко рассмеявшись.
- Челюсть, бля, долго болела, - пожаловался Ахиллес.
- Защитная реакция, друг мой.
- Знаю. У, сука. Как я был зол. Камнеёб, блядь!
- Это называется «стадия принятия реальности», - подсказал я. – У нас также было, когда эта вот парочка заявилась в гости. Сидишь такой весь охуевший, а потом бац; образы, мысли, воспоминания и тепло в трусах от подгорающего пукана.
- Тогда ты решил стать лучше, – невнятно сказала Леария, поедая уже пятый бутерброд с сырым мясом и арахисовым маслом, украшенным клубникой.
- Ага, - вздохнул грек. – Пидерсия, бля. Хотел самому себе доказать, что могу измениться. Стать другим. Там получилось, а здесь нихуя. Вот, даже ругаюсь, как раньше.
- Ты отрицаешь свою сущность, - пояснил Герцог Элигос, смотря на величественный раскаленный шар солнца, которое скрывалось за горизонтом. – Сущность есть душа. Несмотря на грубость, у тебя добрая душа. Да, я читал Летопись Петра. Он тоже сомневался, отправлять ли тебя в Ад или хватит Чистилища.
- Я заслужил Ад, - честно ответил Ахиллес. – И я расплатился за прошлое.
- Никто и не спорит, братан, - икнул я, прикидывая сколько еще в бутылке вина и не стоит ли сходить еще разок к холодильнику. – Просто твое нытье к самому себе, лишь уродует тебя, как человека.
- Быть грубым плохо.
- Если бы не твоя грубость нас бы давно замесили пещерные дикари, когда ты решил соски их баб потрогать. И меня бы грохнул уебищный Падший Йорк. Так что нечего тут себя принижать.
- Ты прав… поляк, - усмехнулся он, заставив и меня рассмеяться.
- Уже лучше. А то все эти «Степан. Не соблаговолите ли вы…» оторви и выбрось, дружище. Ты можешь надеть маску, но в душе останешься все тем же добрым грубияном, которого мы все любим.