— Значит через десять дней…
— Да. Но он достойно примет смерть, как и подобает настоящему казаку.
— Спаси и сохрани, Пресвятая Богородица, — перекрестился Фёдор Тимофеевич, и все последовали его примеру.
Это, наверное, заложено в генах, что достались нам от наших предков, как только мы видим человека, который крестится, то рука непроизвольно тянется повторить это действие. И никакая атеистическая советская власть или торгашная демократия не в силах вытравить из людских душ славную веру наших предков.
— А Прасковью твою мы завтра и отпоём, и похороним, — сказал Муравьёв, — только нужно будет воды побольше накипятить.
— Зачем воды накипятить? — спросил Кузьменко.
— Чтобы мёрзлую землю было легче выкапывать, — спокойно ответил Печник.
На другой день, сидя после похорон за тем же столом, тем же составом, семеро человек обсуждали планы дальнейшей жизни.
— Оружием-то вы владеть обучены? — спрашивал Фёдор Тимофеевич.
— Обучены, да не тому, — отвечал Иван Андреевич Лапин, — другое там оружие в будущем. Я штыком привык, а вот нынешней саблей или ружьём, увы.
— Придётся, робятки, учиться, — сказал казак, — без этого здесь никак. И от зверя нужно уметь защититься, и от человека, и еду добыть. Из дерева сабельки потешные сделать надо, и буду вас по утрам учить.
— Фёдор Тимофеевич, а ты давно здесь живёшь? — поинтересовался Агеев.
— С сентября. В конце июня мы Рождественский завод боем брали, там я рану получил тяжёлую. Мой товарищ, Иван Збруйко, сопровождал меня до дома, да и решил остаться, чтобы вместе потом к Пугачёву вернуться. Через пару месяцев я почти поправился, а тут новость пришла, что разбили Емельяна, и вынужден он хорониться от екатеринкиных солдат. Да и слух прошёл, что разыскивают всех, кто к смуте причастен. Тогда решили мы не ждать своей участи, как бараны, а уйти подальше в леса, переждать до следующего лета, а там потихоньку снова к людям выйти. Взяли с собой всё необходимое и поехали…
— А где товарищ?
— Медведь задрал. Ружьё у Ивана дало осечку, и я замешкался, буквально несколько мгновений, а косолапый ему по горлу когтями. Мишку то я застрелил, а товарища уже спасти не мог.
— Светлая память, — сказал Лапин и перекрестился.
— Светлая память, — повторил казак.
— А как с оружием обстоят дела? — спросил Агеев.
— Ружьё от Ивана осталось, ещё четыре пистоля есть. Три сабельки, вместе с моей если считать.
— Нам ещё один дом нужно ставить, тесно всемером. И баню, а то завшивеем тут, — высказал Муравьёв свои мысли.
— Это ты, верно, заметил, — отозвался Саблин.