— Пышма, — ответил казак, снимая с себя овчинный тулуп.
— Пышма? — переспросил Валет, — а Тюмень далеко?
— Тюмень-то… Далёко, как раз сто вёрст до неё и будет. А что тебя нужно в Тюмени?
Голые гости стали переглядываться меж собой. И тут, до сих пор молчавший Маллер, спросил:
— Прости, отец, а не подскажешь, какой сейчас год?
Казак прищурил глаза, склонил голову на правую сторону и, глядя пристально на Маллера ответил:
— Одиннадцатый день января 1775 года от Рождества Христова.
— Пи…ец!!! — хором выдохнули шестеро голосов.
Даже неожиданное перемещение летом из колонии в заснеженный лес без кусочка одежды, не потрясла всех так сильно, как осознание того, что они провалились почти на 250 лет назад. Все были растеряны и не представляли, как жить дальше.
Казак сам был удивлён их реакцией. Он не знал, кто они такие, откуда, но увидел, что его слова потрясли их до глубины души. Поэтому смотрел на них с сочувствием, было видно — люди испытывают душевную боль.
— Негоже перед покойницей срамным быть, — сказал неожиданно он, возвращая всех к насущным проблемам.
— Пойдём-ка, сынку, со мной, — поманил казак Егора.
— Куда? — вздрогнул растерянный парень.
— Одежду подбирать будем, — и направился к стоящему в дальнем углу комнаты большому сундуку.
Примерно через час шестеро мужчин, одетые в непривычные для себя одежды, сидели вокруг стола, который занимал почти всю заднюю часть комнаты, и пили горячий отвар из каких-то трав. Хозяин дома сидел рядом.
— Саблин я, Фёдор Тимофеевич, — ответил он на вопрос Агеева.
— А вас, значит, бабах — молнией и прямо сюда, — продолжил казак, — скажи кому, не поверит. Да и я сперва решил, что это бесы явились по мою душу. А тут ещё и Прасковья неотпетая лежит.
— Не надо, Фёдор Тимофеевич про нас вообще никому рассказывать, а то либо церковники на костёр упекут, либо императрица со своими фаворитами в кандалы закуёт. Насколько я знаю, сейчас Екатерина II на троне сидит?
— Она, змея подколодная.
— Прости, Фёдор Тимофеевич, если мой вопрос покажется тебе неприятным, а ты с Емельяном Пугачёвым случайно не был знаком?
— Смотрю, много ты знаешь, Марсель Ринатович, — нехороший огонёк блеснул в глазах казака.
— Фёдор Тимофеевич, поверь, ни я, ни мои товарищи, тебе не враги. Мы нужны друг другу. И предательство одного, станет концом для всех.
— Хорошо, коли так, как ты говоришь.
— Спаситель ты наш, куда же без тебя мы денемся? — проникновенно вещал Агеев. — И ещё, простите меня за чёрную новость.
— Какую?
— Через десять дней Емельяна Пугачёва казнят в Москве. Четвертуют.