— Вот же ж, бабы, какой народ, — говорил Лапин, — всё чувствуют.
— Ты о чём?
Лапин пересказал ночной разговор с молодой хозяйкой.
— Понятно, — сказал Агеев, — а я, пока ты с ней кувыркался, сначала обыскал её комнату, потом комнату её матери, которая храпела как танк. Пля! Иван, знаешь как жутко, когда храпят женщины?
Лапин глядя на товарища невольно стал улыбаться, а Марсель продолжил:
— Все документы, которые нашёл, я забрал. Деньги и ценности тоже, кроме тех, что на самом виду были, чтобы раньше времени не спохватились. Кстати, тут Казанцева-то все хорошо знают. Кроме жены и матери, есть ещё Никодим, есть няня, которая с детства с ним была. Есть кормилица…
— Придётся дом полностью спалить.
— Придётся. Только мальчишку жалко, — грустно сказал Агеев.
— Мальчишку не тронем. Я его аккуратно вытащу.
— И куда денешь? С собой, что ли возьмёшь?
— Зачем? Там оставим. В деревне его знают. Погибнуть барчонку не дадут.
Вечером, переодевшись в тёмные одежды и надев на головы шапочки а-ля балаклава, поджигатели с мешком необходимых принадлежностей приблизились к усадьбе. Выждав час, после того, как погас последний огонь в доме, они перелезли через ограду. Единственная собака во дворе, занемогла ещё утром, после того, как Агеев кинул ей несколько политых ядом костей. Она лежала в своей будке не в силах даже зарычать. Лапин, держа в руке небольшую спиртовую лампу, через задний двор проник в дом. Тихонько поднялся на второй этаж в комнату, где спал ребёнок. Недалеко от ребёнка лежала няня. Чтобы она случайно не подняла тревогу, ему пришлось свернуть ей шею. Это лучше, чем гореть заживо. Прежде чем брать на руки мальчика, он достал из внутреннего кармана плоскую медную фляжку с водкой и облил ей кровати, двери, полы. Потом завернул мальчика в одеяло и тихонько вынес его на улицу. Агеев к этому времени плотно подпёр двери, где жила прислуга и полил её водкой из своей фляжки. Лапин положил спящего мальчика возле собачьей будки и снова вернулся в дом, взяв с собой оставшуюся бутылку с водкой. В доме он проник в комнату молодой хозяйки и, перекрестив женщину, сломал ей шейные позвонки. Потом, сделав несколько глотков из бутылки, вылил остатки содержимого на пол и поджёг. Как только комната вспыхнула, Иван спустился вниз, поджигая по пути всё, что может быстро загореться. Выйдя на улицу и подперев дверь небольшим бревном, он побежал к ограде, возле которой его ждал Агеев, успевший к тому времени поджечь дом с трёх сторон. На всё у них ушло минут десять. Через минут сорок они достигли того места, где спрятали лошадей и все свои вещи. Лапин остался сторожить, а Агеев лёг спать, укутавшись в шерстяное одеяло. На заре Иван разбудил Марселя, который зябко ёжась, принялся делать зарядку, чтобы согреться. Несмотря на лето, ночь, проведённая в лесу, тепла не добавляла. Когда окончательно рассвело, Агеев достал из дорожной гримёрки накладную бороду, взял на всякий случай нужный документ, оделся в крестьянскую одежду и, сгорбившись, пошёл в сторону подожжённой усадьбы. Лапин остался, чтобы не светиться вдвоём. Возле пожарища стоял всего один крестьянин. Староста деревни оставил его сторожить, пока не приедет какой-нибудь губернский чиновник для следствия. Агеев подошёл к человеку, который мучился от скуки.