Вот тут началось. Кто-то заорал:
— Мудак этот Горбачев.
А кто-то добавил:
— И Раиса Максимовна тоже.
Начали вспоминать великого Сталина, который бы никогда не допустил такого блядства. Вспомнили кукурузника Хрущева. Похвалили быстро умершего Андропова. Сошлись на мысли: «А ведь Брежнев в принципе был ничего, но в последние годы сильно сдал физически в партийной работе».
Но секретарь парторганизации уже взял бразды управления в свои руки:
— Товарищи! — заорал он, — прекратите этот гвалт. Не поддавайтесь на провокацию. Рубин, — он показал на меня, — уже хочет слинять и уйти от обсуждаемых вопросов по его моральному облику. Я вам в течение часа уже довел о нем и его безответственном поведении. Я хочу добавить, ведь он потерял свой партийный билет и не знает, где он находится.
Тут я понял, оказывается, партийное собрание началось на один час раньше. Они распределили свои роли и выступления. По моему вопросу решение уже принято, но они хотят меня еще унизить и растоптать.
Я хотел попроситься в туалет и уйти. Потом решил лишить их этой радости. Вы хотите бой — вы его получите. Даже если любое животное загнать в угол, и оно поймет свою обреченность, большинство будет визжать, царапаться и кусаться. Не только вы воевали, не только у вас есть чувство собственного достоинства. Я спокойно ушел из армии, которая воспитывала, кормила и поила меня. Долгие годы своей жизни я зависел от армии. Но она разваливается. Происходит резкая трансформация всех уставных отношений. Начали процветать пьянки, воровство, равнодушие, карьеризм. Я уволился без раздумий. Дальше ничего хорошего в армии не предвидится.
Здесь, на этом партийном собрании у меня нет товарищей по партии. Им глубоко наплевать на мою жизнь, как я валялся по госпиталям. Как я пытаюсь адаптироваться в новой для себя гражданской жизни. Им глубоко наплевать, почему я оказался без денег, без квартиры, без работы. Почему я вынужден ночевать на вокзале. А ведь те, которые мне помогают устоять, найти себя, они меня не судят. Они просто подставляют свое плечо. Не требуя ни объяснений, ни оправданий.
Кто в этом зале может меня понять? Кто хочет меня понять? Да никто. Так зачем я здесь? Живу без армии, проживу и без партии. Она давно уже не та. В это время один из дедов, вскочил, подбежал ко мне и заорал мне в лицо:
— А я, когда даже ложусь спать, свой партийный билет кладу под подушку. Просыпаюсь, трогаю его рукой. Хочу убедиться, что он со мной.
Я встал и посоветовал ему, когда он будет умирать, то, написать в завещании, положить ему партийный билет под подушку. Он его там может щупать, да и Господь не будет раздумывать, куда его коммуниста, направлять.