…
И этот свет Грегори видел, перемещаясь раз за разом по времени. Следующий его скачок был в более далекое будущее — на семьдесят лет вперед. В один из городов пришла хворь. Сыпь чакхи давно уже научились лечить, но болезнь не пожелала сдаваться, стала сильнее, не давала себя излечить.
Грегори был умен и начитан, Грегори видел разные миры. Грегори мог остановить вулкан и изменить русло реки. Но Грегори не был силен в лечении.
«Если бы мог. Если бы я мог спасти тогда Мию», — с отчаянием думал он, мерно шагая по стенающему граду: больному и мрачному. Этот город напоминал Грегу собственную душу, когда мир грез отнял любимую жену.
«Мия», — то имя, что столь долго не давало покоя.
Когда Грегори женился первый раз, она была еще маленькой девочкой, на богатом и славном пиру в честь молодых супругов стояла у стены, сжав губы от боли.
— Ты станешь мужем моим, — вспомнились тогда Грегори её милые детские мечты. Но он не мог ждать, когда она вырастет, не имел права и даже не думал об этом. А Мия всё равно посещала его дом, как только представлялась возможность. Спокойной и смирной, печаль в глазах пряча.
Однажды у дерева, что росло у дороги, Грегори увидел плачущую Мию. Он тогда считал себя взрослым мудрым мужем двадцати трех лет, ей едва минуло четырнадцать — почти расцвела. И не мог он пройти мимо слез её.
— Еще два-три лета, — плакала она, без стеснения лицо на груди его пряча, — и меня отдадут в жены, неизвестно кому. А я не хочу, Грегори, не хочу неизвестно чьей быть, — странные речи вела, не слышимые ранее. Но не хотелось ругать её за это: слишком соленой влагой его рубашка пропитывалась.
— Разве не ты — нежный трепетный цветок для своего отца, — шептал Грегори успокаивающе, отставив все приличия гладил по темным кудрявым волосам, чуть жестким и пахнущим луговыми травами. — Разве позволит он, чтоб печаль глаза твои и душу омрачала. Разве не даст он тебе выбора, коль попросишь?
— Не понимаешь ты, Грегори, не понимаешь. Нет у меня выбора и не будет.
А он понимал. Только сделать ничего не мог.
Спустя три лета он послал ей голубя-вестника, чтобы вновь у того дерева встретиться. Он рассказал Мии, как не смог ослушаться отца, как посмел жену свою за другого отдать и как раскаяние душу гложет.
— Но то был долг мой, как будущего хозяина Дома Первого.
— В этом весь ты, Грегори. Ты всегда такой, сколько я тебя помню, — рассуждала Мия, а он не хотел ругаться на нее за такие вольности. — Ты знаешь только долг, и только долг для тебя важен. Это суть твоя, которую никто и ничто не сломает. И не стоит ломать её. Но просто один раз послушай, что сердце твое желает. Поверь, ничего плохого не случится. И такой ты мне нужен, — тихо-тихо призналась.