…Весь мир он был готов к ногам прекрасным возложить
И сердце вырвать свое, и душу, и мечты.
Но был он роком наделен: незримый груз нести.
И недоступны для него заветы о любви….
Баллада о Вечной Анфее.
Чем ближе ты к огню, тем вернее опалишь свою душу.
Народная поговорка графства Кросс.
Когда Грегори очнулся, палило нещадно: Светила слишком щедро награждали окружающий мир своим теплом.
Мужчина недовольно поднялся и сплюнул прилипший к губам песок. Перед взором простиралась красная, кажущаяся бескрайней, пустыня. Должно быть жарко, он это точно знал: одно Светило в зените — нависало прямо над ним, старательно и метко направляло лучи, высушивало воздух. И этот раскаленный воздух дрожал над песком. Но Грегори не чувствовал жары, только понимал: должен чувствовать. Но иссушенный воздух не обжигал легкие, напротив, дышать было слишком легко.
Мысли путались в неприятной дымке, но голова не болела. Боли вообще не было. Хотя он точно знал: должно быть больно. Не могло не быть, после того как пика пробила его поясницу.
Что потом?
Грегори нахмурился, старательно пытаясь собрать мозаику воспоминаний. Он помнит: острие, боль, мир замирает. Он помнит, как видит всё: видит бой и солдат, видит отряд, который, слепо веря, идет за командиром — за ним, видит костры и выжженную землю, видит врага, но враг этот ничем не отличается от него. У врага такого же цвета кожа, такие же глаза и тела. И только знамя над ним другое. Боль переходит в душу, овладевает ей.
«Прекратить, прекратить всё», — бьется мысль.
Его разум существует отдельно, наблюдает, но не контролирует. Грегори поднимается с колен, вонзает в землю белый меч. Сияние. Все взоры устремлены на него. Все губы шепчут что-то. Он распахивает руки, готовый обнять весь мир. И воины падают ниц, склоняют головы перед его могуществом.
— Конец боя, конец вражды. — Его голос звучит совершенно иначе.
— Хранитель, — шепчут все.
— Фаэтон, — нарекают они его именем планеты.
Он смотрит на руки и понимает, что грубые бурые перчи сменились на белые, из мягкой ткани, почти не ощущаемые кожей. Но разрезать их не сможет даже самый острый нож. Он это точно знает. Откуда?
Он говорит еще, повелевает. И перед ним смиренны даже те, кто готовы были в пепел обратить поселения, затоптать зеленые всходы, лишить детей их отцов.
Что потом?
Провал, пустота. Хочется вспомнить, но не хочется вспоминать.
