– Погоди, – поморщилась я, – подумать надо. Полчаса буквально, я конспект свой с лекциями Наливайченко у девчонок из параллельной группы заберу. А то не помню ничего. Я сейчас.
Я схватила из шкафа домашнюю футболку и набросила поверх платья. А то чердак общаги – не самое чистое место, мне еще возвращать арендованный наряд хозяйке. Нет, девчонки жили в обычной комнате, не на чердаке. Туда я собиралась, чтобы переговорить с Индисом наедине. Еще же курсовую делать за платье, мамочки!
Легче было пазл собрать из двух тысяч деталей, чем собственные мысли. Сначала я тупила, стоя у дверей соседней комнаты и из меня практически выдавили, чего я хотела. Потом зачем-то считала ступени до чердака, сбивалась и начинала сначала. Наконец, очнулась на верхней площадке у запертой двери на крышу и с удивлением уставилась на тетрадь в руках.
Наливайченко преподавала философию. Редкий предмет, который не заходил мне в память ни раком, ни боком, ни на пинках. Еще и лекции стояли первой парой в понедельник. Самый сон! Особенно под монотонный бубнеж преподавателя о философских течениях. Я зевала так широко, что рисковала вывихнуть челюсть. Просила Катьку толкать в бок, если захраплю, но Елизарова сама пристраивала голову на сложенные руки и стонала, что до конца пары еще час, полчаса, десять минут. Поэтому лекции я не писала. Возвращалась домой и переписывала конспект у прилежной Машки, своей третьей соседки. Она и сегодня пропадала у соседей, готовясь к экзамену. Классическая ботаничка в очках и с длинной косой, которая постоянно переживала, что недостаточно хороша. Для своей матери, видимо, потому что, вытребовав у дочери золотую медаль за окончание школы, она через день звонила ей и гундела: «Запомни, Маша, главное у тебя сейчас – учеба, а мальчики и подружки подождут». Жизнь тоже подождет, разумеется. Потому что после учебы будет магистратура, аспирантура, кандидатская, докторская. Моргнуть Машка не успеет, а ей уже пятьдесят и она сама преподает студентам экзистенциалистов, нигилистов и нонконформистов. На плечах старенький пуловер, на ногах растоптанные туфли, а в глазах тоска. Интересно, будет ли она потом повторять слова матери: «главное – учеба?» Может и будет, откуда мне знать?
Я открыла конспект, переписанный у нашей отличницы моим корявым почерком, и тяжело вздохнула. Да я за год не запомню всю эту муть, не то, что за пару дней.
«Индис, ты ведь сидел со мной на всех лекциях, помнишь что-нибудь?»
«Ага, ”щаз”, – возмутился дух, – что я, дурнее тебя? Я тоже спал. Ну, фигурально выражаясь, не как живые спят. Короче, я не слушал. Твои соседи смс-ками переписывались постоянно, я их читал. Там интереснее было. Сериалы и шоу с домами под номерами отдыхали».