Отец сидел с растрепанными волосами на кровати. Его отстраненный, блуждающий взгляд (я еще не видела его таким) скользнул по моему лицу. Но вид у него был такой, словно он не узнал меня. Дверь щелкнула и с грохотом поползла в сторону, едва я успела убрать руки от решетки и сделать шаг назад.
Неуклюже задев остроухого, вошла внутрь. Отец же встал с кровати, чтобы меня поприветствовать. Он выглядел разбитым, бледным и изможденным в сиянии свечи из моего светильника. Его же свеча, тусклая, стояла на тумбочке в ногах кровати, и от нее остался лишь небольшой огарок.
Сердце у меня сжалось при виде его. Что за гадкая болезнь, что даже Кэйко-сама с ее чудо-лекарствами не может с ней справиться? Я подошла к кровати и, встав на одно колено, взяла сухую и жилистую руку отца в свои руки, в знак уважения прикладывая ее ко лбу. Он вновь опустился на кровать.
— Пап, ты как? — обеспокоенно глядя на отца, спросила я, хоть и видела, в каком он был состоянии.
Но я хотела, чтобы он сам сказал.
— Лисонька… Виктория… — он провел рукой по моим коротким волосам, и тяжелая ладонь опустилась мне на макушку.
Такой болезненный голос! Я вздрогнула от того, как папка меня назвал. И это прозвище, и имя казались чем-то из далекого прошлого, которое уже начинало потихоньку забываться.
— Кэйко-сама же лечила тебя? — спросила я.
Он вздрогнул, услышав имя, и побледнел еще больше.
— Лекарство?! — папка вскочил.
Я услышала, как тихо мяукнула кошка и, обернувшись, увидела, как животное переступило через порог и двинулось в нашу сторону. Черная кошка остановилась от меня на каком-то расстоянии и, лизнув лапу, провела ей за ухом. Потом уставилась немигающим взглядом на нас.
Мы с отцом сидели, уставившись на нее. Я-то знала, что это — Кэйко-сама, а отец — нет. Зачем она пришла сюда? Что ей нужно? Меня немного напрягало ее присутствие. Кошка сверкнула глазами и ушла в тень стены.
Да, не ожидала я от нее такого. Почему Кэйко-сама так себя ведет и подслушивает в открытую наш с папкой разговор?
— Пап, так лекарства тебе не помогают? — спросила я, все еще стоя на одном колене и держа его руку в своих.
Я видела его лицо. Папка нахмурился и забрал от меня свою руку.
— Лисонька, я прилягу, если ты не против? А то что-то мне не очень хорошо.
Я сразу закивала и помогла ему устроиться.
Ты, Виктория, спишь в мягкой кроватке и ешь самую вкусную еду, а твой отец, король…
Я едва сдержала подступившие к глазам слезы стыда за себя и жалости к папке.
Подоткнув под него одеяло, я села на корточки у изголовья ложа и уставилась на отца.