собирались встретиться с Ириной на следующей день, на центральной площади
открылся новогодний базар, гремела музыка, продавались ёлки, сладости и
игрушки, выступали артисты, ходили ряженые. Было весело, молодёжь проводили
там целые дни, Бронислав, с болезнью матери, не был там ни разу. Ирина сказала,
что с радостью составит ему компанию. На сам праздник она уезжала домой, но
отметить заранее в компании Бронислава была рада. Тётка на вахте была
незнакомая, долго ругалась, в итоге пропустила Бронислава, ворча, что девки
совсем стыд потеряли. Комната была закрыта с обратной стороны, Бронислав
постучал несколько раз и уже собирался уходить, как дверь распахнулась, и он
встретился с Ириной. Она смотрела на него во все глаза и пятилась вглубь
помещения, пряча взгляд и краснея. На кровати сидел Богдан и застёгивал рубашку,
как-то медленно застёгивал, демонстративно. Бронислав остановился посредине
комнаты и уставился на довольно улыбающегося приятеля. Смотреть на Иру у него
не было желания. - У нас не было ничего, - услышал за своей спиной Ирин голос и
обернулся, - правда, не было, - в глазах стояли слёзы, Ира смотрела виновато,
извиняясь, нос покраснел, казалось, она разревётся сейчас. - Ладно, Иришка, не
оправдывайся, было - не было, его это не касается, - довольно проговорил Богдан и
смотрел победителем. - Ты же не думаешь, что будешь нужна своему женишку
после того, как со мной переспала? Что вообще кому-то будешь нужна такая? - Не
спала я... - И кто поверит? С виду - приличная девушка, дочь первого секретаря
обкома, а пошла по рукам, как последняя потаскуха. - Что? - Ирина пятилась к окну,
раскрывая рот, как рыба на суше, смотря круглыми глазами. - Что слышала. - Тварь,
- это то, что помнил Бронислав, помнил, как сказал, как сделал пару шагов к
кровати, как замахнулся, помнил, как другой рукой схватил за грудки Богдана, как
впечатал его голову в стену... Потом были крики, визг, он сплёвывал кровь и снова
бил, снова сплёвывал и снова бил, онемели руки, мысли... Из отделения милиции
его выпустили утром, на улице топтался отец, встретивший сына скептическим
взглядом, подзатыльником и наказом: «матери ни гу-гу, чтобы». После обеда
пришла Ира, и отец быстро засобирался к матери в больницу, кряхтя и поглядывая
то на угрюмого сына, то на девушку, присевшую на краешек стула. - Зачем пришла?
- поморщился, не зная, что сказать. Отчего-то у Бронислав не было злости или даже
ревности, да и на Иру он не стал смотреть другими глазами. Злость была на
Богдана, а Иру он словно жалел... глупое чувство, но уж какое есть. Тем не менее,