— А нельзя ещё походить, может, в нужное время попадём всё-таки?
— Э, нет. Я тоже про это подумал. Если бы мы могли в нужное попасть время, то тут бы слух-то прошёл, что мы пролезли. Ведь тот, первый проход сюда — он тут в деревне след оставил, ага. Мне Семён рассказал. Да и потом, похоже ведь, что пальцем в небо мы тычем, когда лезем под плотину — случайно всё. Это ж сколько так надо ходить.
Тут из калитки выбежал парень. С узелком. Подбежал, запыхавшись.
— Тут вы ещё? Маленькие такие… прямо, как были, — сказал он.
Таня с трудом узнала в нём своего маленького «братишку».
— Сёмка? — выдохнула она.
— Ага, — пробасил тот. — А ты, Танька, подрастёшь — гарная дивчина будешь. Как я раньше не замечал.
— Конечно, не замечал, мелкий был, потому что, — вступил Ванька. — Так ты чего, передумал?
— Передумал, — малый был здоровенный, а в решимости он уступал Ваньке, хоть тот и был сильно младше. — Я посчитал, что так лет через тридцать мать тут свою могу встретить, маленькой только.
— Чего? — друзья вылупились на «сказочника».
— Того! Год тут девяносто восьмой, вот чего.
— Фига себе! И правда, — присвистнул Андрейка. Про всякие такие вот временные парадоксы они ещё и не задумывались.
— Вот тебе и фига. И надо мне такое счастье в старости? И потом, это ж чего, революции там всякие, война какая-то… я ж помню, в детстве рассказывали. Вот я и подумал, что лучше с вами, пусть и чужой буду, — он помолчал. Вздохнул. — Как и тут в начале. Но по миру ж не пойду, а?
— А то ж! Государство о тебе позаботится.
Вдруг Танька захихикала. Нервически так, со стеклянными глазами.
— Ты чего?
— Представила, как он вот такой придёт во второй класс.
— Да подумаешь! Вон, отец рассказывал, как в школах рабочей молодёжи учатся. И не такие ходят.
— Но не в начальные же классы!
— Ладно тебе! Человек надумал идти с нами, а ты пурги нагоняешь. Пойдём.
Они встали п пошли привычным уже путём.
13
Возвращение «подросшего» Сёмы «с прогулки» наделало, конечно, много шума. Слухи множились и наслаивались. Кто-то говорил, что прибился чужак, кто-то, что он травы ядовитой наелся, кто-то, что это от полётов в космос такое воздействие нехорошее. Тем не менее, мать его приняла и признала. Слёз, понятное дело, было море разливанное. С обеих сторон. В школу Сёму тоже направили. Так и сидел он, старательно выводя непослушными мозолистыми руками загогулины средь маленьких одноклассников. Сначала косились и шептались школьники, потом привыкли. А потом и полюбили. Сёма был добрый и справедливый — хулиганьё быстро приструнил, в обиду никого не давал, за порядком следил — был прилежным и старательным, на фоне начальных классов добился успехов. В общем, к перемене такой в Сёме постепенно привыкли.