— Ты хотел сбежать? — Джарет почувствовал легкий толчок в дверь, отошел и сел на кровать.
— Да. В Содружестве, конечно, законы странные, но зато всем плевать, кто ты. Если есть талант, тебя примут.
— А ты уверен, что он у тебя есть? — в бесшумно открывшейся двери появился Ганконер.
Арак гордо вскинул подбородок.
— Придумай тему. Любую.
Ганконер скептически изломил бровь.
— Пустыня, жажда.
— Одиночество, — добавил Джарет.
Арак кивнул, достал из кармана брюк блокнот и карандаш, задумался на минуту и начал писать. Ганконер сел рядом с Джаретом, и они молча принялись ждать. Арак то хмурился, то улыбался, что-то зачеркивал, писал снова. Потом вырвал страницу и протянул Ганконеру. Джарет тоже склонился над листком, пробежал глазами торопливо написанные строчки и одобрительно улыбнулся.
— Неплохо. Сможешь положить на музыку?
Ганконер перечитал стихи несколько раз и кивнул.
— Это можно петь. У тебя безусловно есть талант, Арак. Ты сделал правильный выбор, решив уйти с нами. Мы ценим талантливых менестрелей.
— Кого? — не понял Арак.
— Сочинителей песен, — пояснил Джарет. — А сам ты петь не пробовал?
— Пою как все — гимны по праздникам, — Арак нервно вертел в пальцах карандаш. — Вам правда понравилось?
— Правда, — Джарет очаровательно улыбнулся. — Но вернемся к моему вопросу. Что за лекарство они тебя дают, мальчик мой?
— Я не знаю название, — Арак сглотнул. — Его прописали пять лет назад, когда мама умерла, а меня из школы отчислили.
— За то, что сочинял на уроках стихи? — предположил Ганконер.
— Нет. Я на истории назвал героический поход двадцатого лана Белой орхидеи идиотским. А их лас оскорбился и вызвал меня на поединок до смерти. Мне было пятнадцать, ему — четырнадцать. И фехтовал он хуже меня, дурак малолетний.
— Понятно…. - протянул Джарет. — И что было дальше?
— Я выбил у него шпагу. А он даже не испугался, гордо так стоял и ждал, что я его убью. И все свидетели ждали. А я не смог. Сломал его шпагу, сказал что-то обидное, не помню уже, что именно, и ушел. Я же не знал, что этот клинок ему перешел по наследству. В общем, он обломком шпаги покончил с собой. А меня выгнали из школы за оскорбление обычаев, — Арак порывисто вздохнул. — Вот тогда меня и начали поить этой дрянью. И три года всё хорошо было. То есть, на самом-то деле, плохо, просто я это не понимал. Я ни строчки не написал, и вообще вел себя, как ребенок. Верил всему, что мне говорили.
— Да, медицина у вас действительно развита, — хмыкнул Ганконер. — И как же ты понял, что происходит?
— Случайно. Лан взял меня в морское путешествие. На третий день случился шторм, и у меня началась морская болезнь. Я неделю с кровати не вставал, а когда полегчало, я как будто проснулся. Организм очистился, должно быть. Потом я поэкспериментировал с дозировкой лекарства. Разобрался, как оно на меня действует.