— Ну, слава богу, все целы, — вздохнул Микула. — Поехали и мы, Аленушка. Воротами оно как-то спокойнее. И ни на кого, опять же, сверху не сверзишься. Добрыня с Ильей аккурат попадут на лобный холм, что над торговой площадью перед княжьим теремом. Там безлюдно обычно. Ежели, конечно, никого не порют за провинность, или не читает бирюч какой-нибудь княжий указ. Но это все дело нечастое. А вот Дунаюшко промахнулся. На город, эдак с неба сверзившись, можно и крышу в дому проломить, и переломать ноги коню.
Микула отдал стражнику маленькую, с ноготь величиной, серебряную копеечку за двух всадников и они с Аленой въехали в стольный Киев-град. Большая улица, начинавшаяся у ворот, вела на торговую площадь. На лобном холме стоял бирюч в красном кафтане. Он держал в руках шест с насаженной на него шапкой и, жалобно подвывая, читал какое-то княжеское повеление. Слов, за дальностью, слышно не было. Сам лобный холм и площадь вокруг него были совершенно пусты, несмотря на общее базарное многолюдство. Бирюч, не прерывая своей речи, то и дело вжимал голову в плечи и опасливо косится на маковку наугольной башни.
С дальнего края торговой площади, перекрывая базарный гомон, доносились возмущенные крики и ругань. Алена уловила знакомый голос. «Гнилая крыша» и «Сами виноваты» — вот, пожалуй, и все печатные слова, какие ей удалось разобрать. Понимающе переглянувшись, Алена с Микулой направились к княжьим хоромам.
Изукрашенный резьбой терем стоял на высокой белокаменной подклети. Дюжина крупных, норовистых, богато оседланных коней стояла у коновязи. Двое служек подбежали к спешившимся Микуле и Алене, чтобы взять их лошадей под узцы, но черная и соловая кобылки так сурово покосились на них, что слуг как ветром сдуло. Столь же резво конюхи отскочили и от коня въехавшего следом Дуная. Лошадь появившегося на дворе позже дородного боярина слуги учтиво взяли под узцы и увели в княжескую конюшню.
— Это что же, — удивилась Алена, — одних коней на конюшне кормят, а к другим и подойти боятся?
— Так то кони не простые — богатырские. К нашим коникам чужие не подступятся.
Богатырские кони, тем временем, подозрительно косились на снующих по княжьему двору слуг и перефыркивались между собой. Им явно было о чем поговорить.
— Что же ты, Дунай, от друзей отстал? Вместе ж прыгали чрез башню наугольную? — ехидно спросил Микула у подошедшего богатыря.
— Да на рынок заскочить решил. Там людишки все злыдни да бездельники. Конь махнул хвостом, лавка рухнула. А они ко мне, мол, серебром плати! За обиду стало спорить мне с базарными. Дал им денег горсть, пусть подавятся, — нашелся с ответом Дунай.