— Все так плохо? — спросила я, держа свой сэндвич в обеих руках. Сэндвич Эллиота был укушен лишь один раз, хотя мой был наполовину съеден.
— Да, — сказал Эллиот, разглядывая сэндвич, — Всё определённо плохо.
— Что с ним не так? Слишком много майонеза?
Он помолчал и робко улыбнулся.
— Не в сэндвиче проблема, Кэтрин. Во всём остальном, кроме сэндвича... и посиделках с тобой.
— Ох, — удалось сказать мне, хотя мой разум вращался вокруг последнего предложения Эллиота.
— Я уезжаю завтра, — проворчал он.
— Но ты, во всяком случае, вернёшься, верно?
— Да, но... я не знаю, когда. На Рождество, может быть. Может, не вернусь до следующего лета.
Я кивнула, смотря вниз на свой обед и откладывая его, понимая, что недостаточно голодна после всего этого.
— Ты должен пообещать, — сказала я, — Ты должен пообещать, что вернешься.
— Я обещаю. Может, не раньше, чем на следующее лето, но я вернусь.
Пустота и отчаяние, которые я чувствовала в этот момент, были сравнимы только с тем, когда я потеряла своего пса. Казалось бы, связь между этим маленькая, но Арахис лежал у меня в ногах на кровати каждую ночь, и не важно, как много неудачных дней или срывов было у мамочки, Арахис знал, когда рычать, а когда махать хвостом.
— О чём ты думаешь? — спросил Эллиот.
Я покачала головой:
— Это глупо.
— Ну же. Расскажи мне.
— У меня был пес. Он был дворняжкой. Однажды, папа нашёл его на газоне и принес домой. Он был предназначен для мамочки, чтобы помочь ей взбодриться, но он потянулся ко мне. Мамочка ревновала, но я не была уверена, кого из нас, Арахиса или меня. Он умер.
— Твоя мама страдала от депрессии?
Я пожала плечами:
— Они никогда этого не говорили. Они не говорят об этом передо мной. Я лишь знаю, что у нее было тяжелое детство. Мамочка говорит, что она радовалась тому, что её родители умерли до моего рождения. Она говорила, они были жестокими.
— Да уж. Если я когда-то стану отцом, у моих детей будет нормальное детство. Я хочу, чтобы они посмотрели назад и захотели вернуться в то время, а не чтобы им было от чего бежать и скрываться.
Он уставился на меня.
— Я буду скучать по тебе.
— Я тоже буду по тебе скучать. Но... недолго. Потому что ты вернешься.
— И я вернусь. Это мое тебе обещание.
Я притворилась счастливой и отпила из соломинки в моей переносной кружке. Все после этого я говорила и делала через силу, а улыбка была натянутой. Я хотела насладиться своими последними днями с Эллиотом, но понимание того, что вот-вот придется прощаться, делало это невозможным.