Быстро приняв горячий душ и переодевшись, мрачно глядя на мир вокруг и на собственное будущее, усевшись в рабочее кресло, я плеснул янтарную жидкость в широкий бокал и выпил одним глотком, чувствуя, как по жилам растекается приятное тепло. Моя израненная гордость никак не успокаивалась. Я не привык терпеть поражения, я попросту не умел этого делать, и не желал учиться. Но и жить с подобным унижением было невозможно. Внутри меня все бурлило и кипело, и я просто не представлял, как мне теперь дальше быть. Я снова наполнил бокал, согревая его в ладони, пытаясь взять себя в руки, расслабиться, неторопливо смакуя и наслаждаясь ароматом благородного напитка. Ничего не получалось. Вновь и вновь я возвращался к событиям сегодняшнего дня, буквально испытывая физическую боль от произошедшего. Что же все-таки случилось? Почему такой провал? В чем я ошибся, что сделал не так? Ведь я был уверен, что отлично подготовился. Как ни хотелось мне поскорее все забыть, триумфальная речь Гринбенга упорно и почти дословно крутилась в голове, словно вырезанная на извилинах моего мозга, как звуковые дорожки на грампластинке. Проклиная свою отличную память, поняв, что так просто от этого не избавиться, поскольку я сейчас был один, то, отбросив стыд и другие эмоции, я позволил себе еще раз тщательнейшим образом обдумать все доводы и аргументы ушлого еврея. Выпив еще бокал, я понял, что в голове лишь прояснилось, и, сам еще не понимая, зачем, приступил к тщательному анализу. Если в зале суда все доводы оппонента выглядели безупречными, то после неторопливого и методичного мысленного разбора я вдруг осознал, что некоторые факты, которые там смотрелись бесспорными, следовало бы тщательно перепроверить, но на это потребуется время, причем значительно больше, чем отведено на обжалование. Возможно, нам удалось бы протянуть, откладывая заседание — для этого существовали несложные уловки, — но я должен найти хотя бы формальную причину для подачи апелляции. А вот тут-то к Гринбенгу придраться было сложнее всего. Видимо, и другие его победы происходили без дальнейших обжалований, потому что он оказывался особенно силен в соблюдении формальностей. Однако, я был бы не я, если бы так просто смирился. Вновь и вновь пропуская через себя каждое слово, вдруг я почувствовал, как меня что-то едва заметно царапнуло. Крошечная зацепка, которая, скорее всего, ни к чему не приведет, но все же я не мог не отметить ее. Возможно, пустяк, но все же это было что-то, и звоночек в моей голове упорно трезвонил.
Теперь мне крайне необходимо было с кем-то посоветоваться, причем срочно, или хотя бы просто заставить себя выслушать и услышать со стороны, как это прозвучит. Наверное, лучше, чем отец, едва ли я нашел бы советчика, но именно сейчас, даже реши я помириться, после моего позора я никак не смог бы к нему обратиться, легче было сквозь землю провалиться. Пожалуй, только два человека могли бы сейчас понять меня именно так, как мне это необходимо — Золтан или Лука. Уже вечер, и мы ни о чем не договаривались, но на то ведь они и друзья, чтобы прийти на помощь хоть среди ночи. Наверное, мой однокурсник оказался бы сейчас мне особенно полезен, ведь для него юриспруденция не пустой звук, да вообще он парень очень умный, но так уж получилось, что его не было в эти дни в городе.